Находясь в Лионе, Бриде не переставал искать способ уехать в Англию. Это было непросто. Целыми днями он бегал повсюду, где бы только мог повстречать знакомых, которых еще не видел. Он заходил в кондитерскую у центрального театра, где собирались журналисты-эвакуанты, он гулял по улице Республики, надеясь разглядеть на террасах кафе знакомое лицо, по нескольку раз на день возвращался в гостиницу, надеясь найти там письмо, или записку, или какой-нибудь знак извне.
Но в этой кутерьме, охватившей город, среди забот, одолевавших каждого, между людьми, которые и в Париже-то, если и были знакомы, не особо жаловали друг друга в гости, не находилось места и малейшему чувству солидарности. Люди пожимали друг другу руки, при десятой встрече силясь изобразить ту же радость, что и при первой, и даже сочувствовали друг другу в этой ужасной катастрофе, внушая себе, что горе скорее сплачивает, чем разделяет, – но, как только, заканчивая говорить об общем горе, пытались посвятить собеседника в свой маленький частный случай, оказывались перед глухой стеной.
В этот вечер Бриде вернулся вконец измотанным. Чтобы сохранять за собой комнату, он должен был каждую неделю изображать отъезд, поскольку в гостиницы селили лишь проезжающих. "Нет, это все-таки смешно, – думал он, – за три месяца так и не найти способа уехать. Это становится даже опасным". Уже все начинали догадываться, что он хотел уехать. Ничто так не выдает наших планов, как затянувшееся бездействие. Без конца спрашивать – и ничего не получать: так может создаться впечатление, что ты не никогда не добьешься своего, что ты принадлежишь к той категории где-то даже смешных людей, чьи желания много превосходят их возможности.
4 сентября 1940 года Бриде проснулся раньше обычного. Он занимал в отеле Карно небольшую комнату, №59, последнюю. Она выходила на площадь Карно, как раз на вокзал Перраш. Всю ночь он слышал, как приходили и отходили поезда. Никогда французы столько не путешествовали. На рассвете он слышал шум первых трамваев. Значит, жизнь продолжалась как прежде! Значит, были еще рабочие, которые отправлялись на работу! И в этой размеренной жизни, с дребезжащим вагоном и стуком колес по рельсам, было что-то удручающее.
Солнце взошло, но еще не поднялось выше домов напротив, и его лучи, ни на что не падая, просто разливались по воздуху, придавая небу весенний вид. Вдруг потолок залился бледно-золотым светом. Бриде вспомнил отпускные дни, и у него защемило сердце. Жизнь все так же прекрасна. Ему тоже хотелось путешествовать. Но где ему будет лучше – в Авиньоне, в Тулузе, в Марселе? Он задыхался везде. Куда бы он ни поехал, повсюду угнетала все более и более многочисленная полиция. Каждый агент был усилен новым, порой это был еще штатский, который так спешил заступить на службу, что не дожидался, пока ему выдадут форму.
