он — создает зеркала в неизвестном количестве, как, впрочем, и в полной тайне. А король ничего в ответ не делает.
Ну, впрочем, совсем ничего это слишком сильно сказано, — пробормотал Мастер так, словно во рту у него скопилась желчь. — Он все чаще и чаще играет в перескоки.
Гильдия, естественно, не обращала на эту проблему никакого внимания. Даже если мы и слышали сообщения, достигавшие каждого живущего в Орисоне, у нас были наши предсказания — а мы узнали достаточно много о пророчествах с тех пор, как наши усилия объединились.
Вы можете увидеть, миледи, что Мордант умирает, разрушаемый силами, которые мы можем укротить, но против которых наш король — после основания Гильдии — действовать нам запретил. Он не позволяет, чтобы мы стали оружием. С другой стороны, он не делает ничего для спасения Морданта, хотя сил его вполне достаточно для того, чтобы спуститься в наши мастерские и указать на зеркало, которое может дать возможность защиты. Он позволил нам искать Воина лишь потому, что мы — после многочисленных бесплодных дебатов
— пришли к выводу, что тот Воин, которого мы выберем, не будет воплощен здесь против собственной воли, а должен последовать к нам путем убеждения, имея при этом возможность отказаться.
Короче, наш король довел нас до самой пропасти. Как только люди открыто выкажут неповиновение — а это произойдет в самом скором времени, — Мордант возвратится к тем временам, когда был не чем иным, как полем битвы между Алендом и Кадуолом. И если Вагель будет к тому времени достаточно силен, он присоединится к одному из них и покорит второго, становясь таким образом владыкой мира.
Не задумываясь, Мастер Квилон схватил кубок Теризы и влил в себя вино, которое она даже не попробовала. И глухо пробормотал в кубок:
— Мне, во всяком случае, подобная перспектива не по душе.
Она слушала Квилона настолько внимательно, что не замечала Хэвелока, пока тот не коснулся ее рукава.
Он улыбался как сатир.
— Я помню, — его дыхание походило на болотный газ. — Я все помню.
— Он помнит все, — насмешливо ухмыляясь повторил Квилон. — Зеркала охраняют нас.
— Да, — прошипел Хэвелок. — Я помню. — Его улыбка стала не просто похотливой; она стала кровожадной.
Квилон вздохнул и добавил:
— Да, ты помнишь, Знаток Хэвелок, — он повторял слова так, словно играл роль в исключительно скучной постановке.
— Помню все.
Внезапно Знаток резко подпрыгнул, отчего его хламида взлетела выше кривых коленей. Затем последовал пируэт, и он снова уставился на Теризу с убийственной улыбкой.
— Я помню Вагеля. У него было зеркало, изрыгающее огонь. У меня было