Рядом с толстяком стоял еще один молодой грузин. Стоял навытяжку, как комсомолец двадцатых годов на посту у дверей кабинета Ленина. Спина прямая, плечи назад, грудь вперед, в глазах фанатичный блеск, в правой руке пистолет, сжатый так, что костяшки пальцев побелели. «Еще один фанатик!» — мрачно подумал Сабуров.
Толстяк на диване улыбнулся. Вышло у него это крайне малосимпатично — уголки тонкого рта поднимались несколько неравномерно, резче проступали носогубные морщины, а глаза спрятались под полуприкрытыми веками.
— Здравствуйте, милый юноша! — сказал толстяк по-английски. — Меня зовут… Ну, допустим, Джон Смит. Не будем отступать от традиций.
— З-здравствуйте, — Андрей сознательно чуть-чуть заикался. — С-смит, так Смит, мне все равно. Но ч-что все это…
— Что все это значит? — перебил его толстяк.
— Д-да.
— Послушайте, — Джон Смит досадливо поморщился. — Давайте без всех этих глупостей обойдемся. Вас взяли с оружием в руках, вы сидели в засаде. Более того, я прекрасно знаю, на кого была засада. Знаю, что фактически это была не засада, а ловушка. Ловушка на вас, в которую вы и попали. Не совсем сами, конечно, я сам же вас в нее и заманил. Да-да, именно я, не удивляйтесь. Переиграл я вас, — и он снова улыбнулся.
«Пожалуй, отпираться вглухую и правда без толку», — подумал Сабуров. Тем временем второй грузин отошел от него и встал по другую сторону от американца, скопировав позу своего соотечественника. Теперь стало видно, что он постарше, лет тридцати, не меньше.
«Преторианцы, тоже мне», — промелькнуло в голове у Андрея.
— Ну, хорошо, допустим, вы и заманили, — сказал Андрей. — И что?
— То, что мне прекрасно известно, кто вы такие и что вы здесь делаете.
— Поздравляю, — едко сказал Андрей. — Дальше что?
Толстяк повернулся направо, к одному из «преторианцев». Выглядело это, кстати, весьма специфически. Шеи у американца практически не было, круглая голова с просвечивающей розоватой лысиной низко сидела на покатых плечах и вертеться словно бы не могла вообще. Так что для того, чтобы посмотреть на собеседника, ему нужно было разворачиваться всем телом, выглядело это не столько смешно, сколько неприятно: сразу ассоциации с какой-то лягушкой в человеческий рост возникали. Да и улыбка у него была какая-то жабья. Человек-амфибия, ни дать ни взять.
— Вахтанг, друг мой, — сказал толстяк, — объясните нашему гостю, что здесь с ним не шутят.
Парень рванулся вперед, словно туго сжатая пружина, которую неожиданно отпустили. Одним прыжком он подскочил к Сабурову и ударил его кулаком в живот. Андрей покачнулся, согнулся — и упал бы на пол, если бы американец, стоящий у него за спиной, за шиворот не придержал. А Вахтанг нанес ему еще два удара — мощные хуки справа и слева. От них у Андрея в ушах зазвенело, и мир снова стал отодвигаться куда-то на задний план.