— Болван! — сказала Карконта.
— А вам известно, — продолжал аббат, — что этот Фернан сделал?
— Известно ли? Разумеется, известно!
— Так говорите.
— Твоя воля, Гаспар, — сказала жена, — делай, как знаешь, но только лучше бы тебе помолчать.
— На этот раз ты, пожалуй, права, — сказал Кадрусс.
— Итак, вы не хотите говорить? — продолжал аббат.
— К чему? — отвечал Кадру ее. — Если бы бедняга Эдмон был жив и пришел ко мне узнать раз навсегда, кто ему друг, а кто враг, тогда другое дело; но вы говорите, что он в могиле; он уже не может ненавидеть, не может мстить; а потому бросим все это.
— Так вы хотите, — сказал аббат, — чтобы этим людям, которых вы считаете вероломными и ложными друзьями, досталась награда за верную дружбу?
— Вы правы, — сказал Кадрусс. — Притом же, что значило бы для них наследство бедного Эдмона? Капля в море!
— Не говоря уже о том, что эти люди могут раздавить тебя одним пальцем, — сказала жена.
— Вот как? Разве эти люди могущественны и богаты?
— Так вы ничего про них не знаете?
— Нет. Расскажите мне.
Кадрусс задумался.
— Нет, знаете, это было бы слишком длинно.
— Как хотите, друг мой, можете ничего не говорить, — сказал аббат с видом полнейшего равнодушия, — я уважаю ваши колебания. Вы поступаете, как должен поступать добрый человек; не будем больше об этом говорить.
Что мне было поручено? Исполнить последнюю волю умирающего. Итак, я продам этот алмаз.
И он снова вынул футляр из кармана, открыл его, и снова камень засверкал перед восхищенными глазами Кадрусса.
— Поди-ка сюда, жена, погляди, — проговорил он хриплым голосом.
— Алмаз? — спросила Карконта, вставая. Довольно твердыми шагами она спустилась с лестницы. — Что это за алмаз?
— Разве ты не слыхала? — сказал Кадрусс. — Этот алмаз Эдмон завещал нам: во-первых, своему отцу, потом трем друзьям: Фернану, Данглару, и мне, и своей невесте Мерседес. Алмаз стоит пятьдесят тысяч франков.
— Ах, какой чудесный камень! — сказала она.
— Так, значит, пятая часть этой суммы принадлежит нам? — спросил Кадрусс.
— Да, — отвечал аббат, — с прибавкой за счет доли отца Дантеса, которую я считаю себя вправе разделить между вами четырьмя.
— А почему же между четырьмя? — спросила Карконта.
— Потому что вас четверо друзей Эдмона.
— Предатели — не друзья! — глухо проворчала Карконта.
— Это самое и я говорил, — сказал Кадрусс. — Награждать предательство, а то и преступление — это грех, это даже кощунство.
— Вы сами этого хотите, — спокойно отвечал аббат, снова пряча алмаз в карман своей сутаны. — Теперь дайте мне адреса друзей Эдмона, чтобы я мог исполнить его последнюю волю.