– Мне кажется противоестественным бегать от людей, которых мы любим и которые любят нас, – заметил Карл.
– Я и бежал не от тех, кто меня любит, а от тех, кто меня ненавидит, – возразил Генрих. – Ваше величество! Вы позволите мне говорить с открытой душой?
– Говорите.
– Государь! Меня ненавидят герцог Алансонский и королева-мать.
– Что касается Алансона, я не отрицаю, – ответил Карл, – но королева-мать к вам очень внимательна.
– Вот поэтому-то я и остерегаюсь ее, государь. И благо мне, что я ее остерегался!
– Ее?
– Ее или ее окружающих. Ведь вам известно, государь, что иногда несчастьем королей является не то, что им служат из рук вон плохо, а то, что им служат чересчур усердно.
– Объяснитесь: вы добровольно обязались сказать мне все.
– Как видите, ваше величество, я так и поступаю.
– Продолжайте.
– Ваше величество! Вы сказали, что любите меня.
– То есть я любил вас до вашей измены, Анрио.
– Предположите, государь, что вы любите меня по-прежнему.
– Пусть так!
– А если вы меня любите, то вы, наверно, желаете, чтобы я был жив, не так ли?
– Я был бы в отчаянии, если бы с тобой случилось какое-нибудь несчастье.
– Так вот, ваше величество, вы уже дважды могли прийти в отчаяние.
– Как так?
– Да, государь, уже дважды только Провидение спасло мне жизнь. Правда, во второй раз Провидение приняло облик вашего величества.
– А в первый раз чей облик оно приняло?
– Облик человека, который был крайне изумлен тем, что его приняли за Провидение, – облик Рене. Да, государь, вы спасли меня от стали...
Карл нахмурился, вспомнив, как он увел Генриха на улицу Бар.
– А Рене? – спросил он.
– А Рене спас меня от яда.
– Черт возьми! И везет же тебе, Анрио! – сказал король, пытаясь улыбнуться, но от сильной боли не улыбка, а судорога искривила его губы. – Это не его профессия.
– Так вот, государь, два чуда спасли меня. Одно чудо – это раскаяние флорентийца. Другое – доброта вашего величества. Я скажу вашему величеству откровенно: я испугался, как бы Бог не устал творить чудеса, и решил бежать, руководствуясь аксиомой: на Бога надейся, а сам не плошай.
– Почему же ты не сказал мне об этом раньше, Генрих?
– Если бы я сказал вам эти самые слова даже вчера, я был бы доносчиком.
– А когда ты говоришь их сегодня?
– Сегодня – Другое дело: меня обвиняют – я защищаюсь.
– А ты уверен в первом покушении, Анрио?
– Так же уверен, как во втором.
– Тебя пытались отравить?
– Пытались.
– Чем?
– Опиатом.
– А как отравляют опиатом?
– Почем я знаю, государь? Спросите Рене: ведь отравляют и перчатками...
Карл сдвинул брови, но мало-помалу лицо его разгладилось...