Звонок.
Дверь? Нет. Телефон? Нет.
Это был незнакомый Теодору звонок.
Ага, вот и готова картина. Ни добавить, ни. Остались – глаза. Ну, глаза, это – потом.
Звонок.
Темно. На улице, уже, наверное, ночь. Интересно, какому теперь по счёту дню принадлежит эта ночь?
Звонок. Что за незнакомый звон?
Телефонный. Но это не его телефон.
Это телефон ведущего. Началось.
Вот сейчас мы и узнаем, какие у него глаза… – пронеслось в голове художника.
Ещё интересно было знать, в каких квартирах живут писатели? Или он не типичный писатель? Очень может быть, но всё равно – интересно.
– Алло, я слушаю вас, Михаил Романович.
Голос-то у меня,- успел отметить Теодор,- как из бочки. Видно, я его, как минимум, суток полутора рисовал. Всегда так, когда долго не разговариваешь.
– Алло, доброй ночи, Теодор Сергеевич. Это я…
У писателя голос был не лучше. Может, что писал, да застопорилось. Хорошо бы, всё – родственная душа. Вдруг Теодор почувствовал, что Михаилу Романовичу сейчас очень трудно произнести в трубку девиз Клуба. И тут художник сам нашёлся:
– Вы по поводу медальона?
– Да… – благодарности в голосе не было предела.
– Так я подъеду, что бы его вернуть?
– Если можете! Только поскорей! Записывайте адрес… или нет, не записывайте, надо так запомнить, на память…
Писатель встретил гостя в домашнем халате из тяжёлого китайского шёлка.
Примечательный халат, возможно, ручная работа – слишком замысловаты и не похожи друг на друга орнаменты. Шёлк тем и шёлк, что рисунок наносится вручную или трафаретами на готовую ткань. Теодор представил себе «тонкую девочку» из романса Вертинского, которая «тихо, без мысли, без слов, внимательно…» раскрашивала полотно, из которого другая (дородная и добродушная, но тоже «без мысли…») сошьёт нашему писателю полукимоно – халат. И вот он стоит в произведении искусства двух мастериц и сочетает в себе прообраз навсегда ушедшей эпохи Белого Дракона – символа развития и ренессанса духа. Чёрные очки в квартире, почему-то, не выглядели коровьим седлом. Как-то у него всё гармонировало: тяжёлые шторы на окнах напоминали драпировку, витая мебель, стилизованная под барокко, высокие кресла, обитые кожей, медные витые канделябры и хрусталь люстры. Наверное, он пишет романы под Дюма или в духе Сервантеса…
– А о чём Ваши романы, Михаил Романович?
Хозяин оазиса Пегаса опешил, углубился в кресло и стал методично раскуривать трубку. Теодор, тем временем успел сквозь приоткрытую дверную портьеру разглядеть кусок соседней комнаты. Наверное, это был кабинет: книжные полки до потолка, огромный дубовый стол с несколькими телефонами, может и показалось, но один телефон был явно с гербом на месте, где должно было быть колёсико набора цифр. На столе мерным светом под зелёным абажуром горела тривиальная настольная лампа. Идиллия. Сиди и строчи. Или – «стучи». Или – отвечай на «стук». Теодору хотелось побродить по кабинету писателя, потыкать пальцем в корешки книг, которые тот читал, разглядеть гравюры на стенах (они там обязательно должны быть), заглянуть в чернильницу на столе… Но. Это – его святая святых, туда он гостя точно не пригласит.