А я помнил о НИХ постоянно. И ОНИ постоянно были со мною. И я стал поэтому смотреть на свою жизнь ИХ глазами. Я явно не оправдал их надежд, И ОНИ смотрели на меня с укором, но они же давали мне силу — ту, которая была у них и которой до этого не было у меня.
Звено в цепи порвалось, но ОНИ дотянулись. ОНИ — цельные и здоровые, заполняли изношенную мою душу. Теперь нас было трое, и перевес был на нашей стороне.
Тогда же в мое сердце вошла ненависть. Впервые в жизни это была белая холодная ненависть, а не красная и дрожащая. Поэтому не стал я разыскивать доносчиков, следователей и охранников, чтобы изжарить их на медленном огне. Я понял, что отомщу только тогда, когда сделаю труд этой своры напрасным. Вы хотели сделать нас винтиками? Нате выкусите.
Борьба вообще должна быть ЗА ЧТО-ТО, а не ПРОТИВ КОГО-ТО. Борьбой ПРОТИВ опускаешься до уровня противника и перенимаешь его методы. Борьба ЗА создает подъемную силу.
…Савватий Андреевич, директор детдома, заметил, что девочки разбились на два враждующих лагеря. Драки шли не до первой кровянки, а всерьез. В одной группе были дети «врагов народа», в другой — «нормальные» сироты.
Савватий Андреевич поставил в холодную пустую комнату голую кровать и запер в этой комнате двух предводительниц. К утру они уснули на голой сетке, обняв друг друга. Так было теплее.
Приспичило и припекло… Мы не вернемся, видит бог!
— Давай выпьем за него! — сказал мне в меру пьяный гражданин.
— Давай! — сказал я. Непонятно за кого и непонятно с кем, но хуже уже не будет. И зачем только пошли мы отмечать день рождения матери в ресторан. Сугубо семейный праздник. Не по душе мне было натужное ресторанное веселье, вышедшие на вечернюю охоту женщины с бокалом сухого и тоскливыми глазами, мужики-однова-живем и разный мелкий люд, раскрасневшийся от приобщения к шикарной жизни. Стоило вглядеться, и проступала в каждом пирующем растерянность, жалкость и потому я старался не смотреть по сторонам, и прожевывал на тридцать три раза зимний салат.
В меру пьяного гражданина я увидел не сразу: сначала едва не в нос мне въехала рюмка, двигавшаяся в пространстве по кривой, которую я не взялся бы описать при помощи известного мне математического аппарата. Затем обозрел я довольно интеллигентную руку, держащую эту рюмку, а уж потом поднял глаза и увидел гражданина во всей красе. Гражданина я узнал — до этого он сидел за соседним «семейным» столом. Сегодня вообще, похоже, было много семейных праздников — многие столы были сдвинуты.
— Вот мы все, — сказал гражданин и, сделав широкий жест рукой, смахнул бокал с красным вином. — Вот мы все — последняя надежда страны. Мы помним! — и он надолго замолчал. — При НЕМ порядок был.