День у нас с ним начинается с прогулки, часиков, эдак, в полшестого.
Мы совершаем круг по нашему милому городку потом стоим на вершине холма и, притихнув и помахивая хвостами, смотрим на Иерусалим, на гору Елеонскую, как плывут над нею, тронутые зарей, персиковые, на сизой подкладке, облака.
Картинка по теме (из письма):
«Кондрат стареет, но воспитанней не становится. Когда собираются у нас гости, он бегает перед ними с задранным хвостом, выпрашивая кусочек. А после его страшной болезни ветеринар запретил ему давать что-либо, кроме лечебной еды, охренительно дорогой. Мы себе такой не позволяем.
Он теперь совсем запретил принимать гостей, ибо с любым гостем ведет себя так: сначала поет заунывно, как кантор в синагоге на Судный день. Мол, судьба моя горемычная, мог ли я подумать, что под старость буду о куске хлеба жестоком молить…
Когда предупрежденные гости остаются со своими кусками во рту, он начинает повизгивать и постанывать: кончаюсь вот тут на ваших, падлы, глазах!!!
Гости отводят взоры и делают вид, что это дело житейское, у них с собаками тоже всякое случается. Тогда — последний этап борьбы — эта собачья сволочь внезапно и оглушительно орет человеческим голосом. По электронке изобразить не могу. Но страшно. Как будто в темном переулке бабу за сиську схватили.
Гости подпрыгивают на стульях, куски вываливаются изо ртов на пол, Кондрат собирает урожай…
Что касается меня, то слава моя безгранична. Вот пример получасовой давности.
У нас, как ты знаешь, сейчас тяжелый период течки соседской суки, отчего старый хрен Кондрат сходит с ума в любовной горячке, и гонит нас на улицу по восемь раз в день-ночь. И вот сей момент он опять колотится в дверь, и я, тяжело вздохнув, нахлобучиваю шляпу (на улице жара), принимаюсь надевать сандалии… и… вдруг замечаю, что из решетки кондиционера с потолка прихожей капает вода!
— Боря!!! — кричу я. — Потоп!!!
Боря бросает карандаш и блокнот, в котором рисовал картинки к очередной моей книжке, хватает ведро и тряпку, начинает спасательные работы…
Кондрат между тем бьется в дверь, как безумный…
Я защелкиваю на ошейнике поводок и выскакиваю с этим прохвостом на любовное поприще…
И обреченно следуя трусцой по следам собачьей страсти, вдруг вижу, как некто с нашей улицы выносит на помойку чудесный белый кухонный столик-складень. И я понимаю, что для Евы с мужем, которым на днях мы сняли хорошую, но совершенно пустую квартиру неподалеку, — это просто находка!
— Стойте! — кричу я, мчась и придерживая шляпу и Кондрата, — вы этот столик выбрасываете?!