– Да! На это он не способен, да и ручищи у него такие, что не влезут в твои карманы.
– Изволь, Шико, не насмехаться над домом Модестом. Он один из тех великих людей, которые прославят мое правление, и знай, что при первом же благоприятном случае я пожалую ему епископство.
– И прекрасно сделаешь, мой король.
– Заметь, Шико, – изрек король с глубокомысленным видом, – когда выдающиеся люди выходят из народа, они достигают порою совершенства. Видишь ли, в нашей дворянской крови заложены и хорошие и дурные качества, свойственные нашей породе и придающие ей в ходе истории облик, присущий ей одной. Так Валуа проницательны и изворотливы, храбры, но ленивы. Лотарингцы честолюбивы и алчны, изобретательны, деятельны, способны к интриге. Бурбоны чувственны и осмотрительны, но без идей, без воли, без силы, – ну, как Генрих. А вот когда природа создает выдающегося простолюдина, она употребляет на это дело лучшую свою глину. Вот почему твой Горанфло – совершенство.
– Ты находишь?
– Да, он человек ученый, скромный, хитрый, отважный. Из него может выйти все что угодно: министр, полководец, папа римский.
– Эй, эй! Остановитесь, ваше величество, – сказал Шико. – Если бы этот достойный человек услышал вас, он бы лопнул от гордости, ибо что там ни говори, а он полон гордыни, наш дом Модест.
– Шико, ты завистлив!
– Я? Сохрани бог. Зависть, фи – какой гнусный порок! Нет, я справедлив, только и всего. Родовитость не ослепляет меня. Stemmata quid faciunt? 24 Стало быть, тебя, мой король, чуть не убили?
– Да.
– Кто же?
– Лига, черт возьми!
– А как она себя чувствует, Лига?
– Как обычно.
– То есть все лучше и лучше. Она раздается вширь, Генрике, она раздается вширь.
– Эх, Шико! Если политические общества слишком рано раздаются вширь, они бывают недолговечны – совсем как те дети, которые слишком рано толстеют.
– Выходит, ты доволен, сынок?
– Да, Шико; для меня большая радость, что ты вернулся как раз когда я в радостном настроении, которое от этого становится еще радостней.
– Habemus consulem factum225, как говорил Катон.
– Ты привез добрые вести, не так ли, дитя мое?
– Еще бы!
– И заставляешь меня томиться, обжора!
– С чего же мне начать, мой король?
– Я же тебе говорил, – с самого начала, но ты все время разбрасываешься.
– Начать с моего отъезда?
– Нет, путешествие протекало отлично, ты ведь уже говорил мне это?
– Как видишь, я, кажется, вернулся жив и здоров.
– Да рассказывай о своем прибытии в Наварру.
– Начинаю.
– Чем был занят Генрих, когда ты приехал?
– Любовными делами.
– С Марго?
– О нет!
– Меня бы это удивило! Значит, он по-прежнему изменяет своей жене? Мерзавец! Изменять французской принцессе! К счастью, она не остается в долгу. А когда ты приехал, как звалась соперница Марго?