Выпрямившись в седле, Урос бросил Хаджаталу свою плеть и хрипло крикнул:
— Возьми! Можешь наказать ее сам, вместо меня!
Со всего размаху Хаджатал хлестнул Серех по спине жесткими, утяжеленными свинцом, ремнями так, что сила удара бросила ее на землю.
— Не надо! Перестань! — кричал Мокки.
Это было все, что он мог сделать. Люди окружили их, но Хаджатал еще трижды ударил Серех и плеть разорвала тонкую ткань ее платья. Все это время Урос не шевелился, наблюдая за этой сценой, и лишь его ноздри почти незаметно вздрагивали.
Хаджатал передал ему плеть назад и подхватил свой барабан. Серех медленно поднялась с земли, дрожа от гнева и ненависти, но не на Хаджатала смотрела она, а на Уроса.
— Хай, хай! — крикнул Хаджатал еще раз, подбросил на прощанье свой барабан в воздух, ударил по нему, и под сопровождение его сильных барабанных ударов и разудалых песен, свадебная процессия скрылась вдали.
Как обычно Урос хотел было дождаться наступления ночи, чтобы сделать привал. Но не в этот вечер. Солнце еще не село, и когда они переходили через реку, Серех задержалась у нее, чтобы обмыть водой свою исполосованную спину.
Саис придержал Джехола, а Урос почувствовал, что и сам он давно ждет отдыха, покоя, тепла одеял и удобного лагеря.
«Куда я тороплюсь? — спросил он сам себя, — Разве у меня нет времени?»
И место было подходящее: река, поляна травы, кустарник… Все остальное, что им было нужно — нес на себе серый мул.
— Ставь палатку, — сказал Урос Мокки, — И смотри, чтобы моя постель была мягкой, удобной и защищенной от сквозняков. Сегодня я хочу спать спокойно.
Мокки подбежал к реке и зашептал Серех, схватив ее за рукав:
— Ты слышала, что он сказал?
— Я все слышала, — кусая от ненависти губы, ответила та. Обрывки материи приклеились к ранам на ее спине, — И я клянусь тебе, сегодня он будет спать спокойно. Ведь никто не спит так крепко, как мертвый, не так ли?
Мокки согласно закивал.
— Я могу тебе помочь? — спросил он шепотом.
— Нет, не надо, — ответила Серех, — Я одна это сделаю. Я одна.
И еще тише добавила:
— Он не хотел пачкать об меня руки. Доверил это другому, а сам смотрел и наслаждался! О, как он наслаждался!
— Как ты это сделаешь?
— Ты это узнаешь, когда я буду рыдать над его мертвым телом.
Она взяла мула за поводья и повела его к берегу. Проходя мимо Уроса, она повернулась к нему:
— О, мой господин, обещаю, что еще до наступления ночи твоя постель будет готова и может быть, тогда ты простишь мне мою недавнюю ошибку?
Голос кочевницы звучал тепло и ясно, а взгляд не выражал ничего кроме преданности и покорности.