Мокки согласно кивнул.
— Тогда он должен проснуться от жажды, — заверила его Серех.
Почти в это же время Урос так сильно захотел пить, что решил прекратить этот спектакль, хотя охотнее он бы лежал дальше, притворяясь спящим. Он приподнялся, протянул руку, снял бурдюк висевший над головой, опрокинул его над открытым ртом и хотел было уже отхлебнуть холодной воды, как от внезапной догадки у него дрогнула рука и он отбросил бурдюк в сторону. Может ли быть, что смерть притаилась именно в этой козлиной шкуре наполненной водой? Мокки боялся есть плов?… Притворство, чтобы запутать его… а специи в плове?… Чтобы вызвать у него жажду…
И что он должен был пить? Вот эту воду.
Мокки и Серех услышали, как он громко зовет их. Когда они вошли в палатку, он сидел, опираясь на подушки, и сверлил глазами их обоих.
— Пить! — приказал он.
— Но… разве у тебя в бурдюке мало воды, господин?
— Я отдал ее Джехолу.
Только тогда Серех и Мокки заметили, что конь проснулся и стоит на ногах.
— Он так хотел пить, — продолжал Урос, — что выпил всю воду из ведра. И я отдал ему мою.
— Что? — закричал Мокки, — И он ее выпил?
— Не знаю, — равнодушно ответил Урос, — Может быть…
Мокки бросился к Джехолу, ударом ноги перевернул ведро, и вода потекла по земле.
Урос и Серех, не двигаясь, смотрели друг на друга.
— Это болван такой неуклюжий, — наконец нарушила молчание Серех, — прости его, господин.
Она не отвела глаз, и Уросу стал ясно, что она поняла все. Да, на этот раз он выиграл, но она не признает себя побежденной. Она будет ждать следующего раза.
И Урос улыбнулся ей: игра обещала быть интересной.
— Подожди одну секунду, господин, — сказала кочевница.
Он вышла и вернулась с полным кувшином воды. Урос не стал принуждать ее отпить из него. Не колеблясь, он осушил его одним залпом. На эту ночь он был для Серех бессмертным.
Дорога шла в гору и становилась все круче. Обернувшись, Урос вновь посмотрел на скальный массив, за которым скрылась долина Бамьяна. Река, зелень тополей, белые дома и красные скалы — были все еще недалеко, но сейчас их образы казались Уросу лишь отголоском давнего, почти забытого сна.
Там, внизу, еще несколько минут будет светить солнце, отражаясь в бегущей воде ручьев, но здесь уже начиналось царство теней и одиночества, неизменного во все времена года. На голых стенах скал не было видно даже чахлой травы.
«Да, все это было словно сон или морок, — подумал Урос, — Та поляна… палатка… радость триумфа… Победа? Но какая и над кем? Неужели над этим идиотом, что бежит впереди согнувшись, и не достоинство или гордость руководит им, а какая-то баба?