— Тебе что, не сказали о моем приказе?
— Сказали… — прошептала Серех и опустила голову, — Уже на рассвете я была готова, но я не хотела уйти просто так, не сказав тебе нескольких слов на прощанье.
Ее голос звучал боязливо, она была чем-то смущена.
— С чего это вдруг? — спросил ее Урос.
— Я хочу поблагодарить тебя. Поблагодарить тебя за твое великодушие.
Серех бросилась к нему, упала на колени и исступленно поцеловала его руку.
Только теперь она осмелилась поднять голову и воскликнула:
— Я ждала смерти, потому что ты был тем, кто судил и выносил приговор. Ведь ты же знаешь… ты знаешь…
Урос всмотрелся в ее лицо. В его чертах не было больше ни злобы, ни жадности, ни лицемерия. А в ее глазах была такая чистая и смиренная благодарность, что он удивился:
«Страх смерти пробрал ее до костей. Впервые она не лжет мне. Как странно. Ведь ты знаешь, сказала она… Ты знаешь…»
И Уросу показалось, что эта женщина очень близка ему. Даже в той борьбе не на жизнь, а на смерть, которую они вели в горах, он всегда считал своим настоящим соперником только ее одну. Мокки не в счет.
Серех же рассматривала его с восхищением маленького ребенка. Полумертвый, грязный, оборванный всадник за одну ночь превратился в большого господина с точеным, чисто выбритым лицом, одетого в роскошный, шелковый чапан и сидящего на дорогих, разноцветных коврах с черно-красным узором.
Руки у него были теплые, и от них тонко пахло полынью.
— Я никогда не забуду твоей доброты, о господин! — тихо сказала она, — И каждый вечер, до скончания моих дней, я буду произносить волшебные заклинания кочевников и молить всех духов о твоем благополучии и счастье.
Она медленно поднялась с колен, развернулась, и хотела было выйти, но в ту же секунду Урос схватил ее за руку. И еще до того, как она вновь стояла к нему лицом, он уже знал, почему ему так не хочется ее отпускать.
«В ней вся моя жизнь. Пока она здесь, рядом со мной, в этой юрте, моя жизнь настоящая, и все так, как тогда: и высокий холм, кладбище кочевников… и скалистые обрывы, и свист ветра… и радуга над озерами Банди-Амир…»
Облизнув внезапно пересохшие губы, он задал Серех вопрос, первый, что пришел ему в голову, лишь бы найти причину, чтобы задержать ее еще на несколько секунд:
— Мокки… Ты его уже видела?
Кочевница кивнула:
— Я ненавижу его. Ты его пощадил, ты подарил ему такого коня, а он даже не помылся. Он бродит по поселку как привидение. Не улыбается, не смеется, не говорит ни слова. Ненавижу его.
— Почему же раньше, — спросил ее Урос, — ты так хотела быть именно с ним?
Маленькая кочевница отступила на шаг назад. Ей стало невыносимо стыдно.