– Шире грязь – навоз ползет! – воскликнул кто-то, и мимо нас сосредоточенно прошествовала группа тихих мужчин.
Следом за ними, выкидывая фортели, проследовал Коля Марков.
– Бичи пожаловали из Петровского порта, – сказал он мне. – Вот сейчас начнется цирк.
Бичи остановились возле весов и стали наблюдать за распродажей. Были они степенны, медленно курили маленькие «чинарики» и сплевывали в снег.
Очередь напряженно следила за ними. Я тоже следил и забыл о Сергее.
– Сергей Владимирович! – позвали его.
В нескольких шагах от нас стоял, заложив руки за спину, приветливо улыбающийся пожилой человек. Был он одет, как обыкновенный московский служащий, и поэтому выглядел в этой толпе необыкновенно. С лица Сергея исчезла жестокость. Он махнул этому человеку и, широко шагая, пошел к нему, а ко мне подошла Катя.
– Что там у Айрапета? – храбро спросил я ее.
– Сюда приехали несколько человек из их партии, а Арик остался там, – печально сказала Катя, глядя в сторону. – Чудаков говорит, что Арик не теряет надежды.
– Да?
– Они идут по этому распадку с юга на север. Пробурили уже две скважины и оба раза получили только сернистую воду.
– А сейчас?
– Третью бурят. – Она вздохнула. – Маршруты там тяжелые.
– Но зато это недалеко, – сказал я.
– Да, недалеко, – опять вздохнула она.
– Он может приезжать иногда.
– Конечно, он приезжает иногда. Помнишь, ведь он приезжал не так давно на три дня.
– Когда? – спросил я. – Что-то не помню.
– Как же ты не помнишь? – пробормотала она. – Он приезжал месяца полтора назад. Ты помнишь все прекрасно. Помнишь! Помнишь! – почти крикнула она.
Я пролез к ней под варежку и сжал ее холодные тонкие пальцы. Конечно, я все помнил. Еще бы не запомнить – он ходил, как пьяный, все три дня, хотя почти не пил. А она ходила, как с похмелья. Впрочем, она пила. В честь него были сборища у Сергея, наверное, он да Эдик Танака не замечали их фальши.
– Пальчики твои, пальчики… – прошептал я.
– Пять холодных сосисок, – засмеялась она, приближая ко мне свое лицо. Стоит нам дотронуться друг до друга, и мы теряем головы, и нам уже все нипочем. Это опасное сближение, сближение двух критических масс, что нам делать?
Словно бы пушечный выстрел потряс воздух. Через секунду второе сотрясение донеслось до нас. Это над нами, над любителями апельсинов, на чудовищной высоте перешло звуковой барьер звено самолетов.
Мы подняли головы, но их не было видно. Сохраняя свое, по меньшей мере, странное спокойствие, уверенное в своей допотопности и извечности, над нами стояло ночное небо, декоративно подсвеченное луной. У меня закружилась голова, и, если бы не Катина рука, я, может быть, упал бы.