«Вот она, жизнь человеческая, – промелькнуло у Степана, – живешь себе, живешь и вдруг на людей начинаешь кидаться».
Степан содрогнулся от жуткого рыка, прокатившегося над берегом. Кручу окутала загадочная желтоватая пелена. Из этой пелены вдруг вынырнула здоровенная пятерня и, поймав Алатора за ногу, швырнула на землю. Потом появился сапог. На секунду застыв в воздухе, сапог опустился на Алаторово горло… Вой захрипел. Схватился за голенище, безуспешно пытаясь освободиться. Лицо стало пунцовым, глаза выкатились из орбит…
«Я же так его убью, – вдруг подумал Степан. – Я?!»
Посветлело.
Степан убрал ногу. Алатор тяжело поднялся, принялся спешно копаться за пазухой, то и дело поглядывая на него. Вой вытянул ожерелье – нить, на которую были насажены зубы, когти и куски бурой шкуры, – трясущейся рукой приблизил к Степану:
– Брат-медведь дал мне защиту. Накажи наших врагов, великий дух!
Внутри у Степана что-то тяжело заворочалось, заворчало.
– Грррр, – сказал Степан и оборотил взор на хазарина, который уже уполз по бережку на изрядное расстояние.
– Правильно, правильно, – изрек Алатор, – вот им, голубчиком, и займись. Да у веси еще татей под сто будет. Авось подмогнешь.
«Неужто Иван был прав насчет медведя», – пронеслось у Степана в голове. Он вдруг почувствовал, как по всему телу вспучиваются буграми мышцы, как кожа обрастает шкурой, как безудержная животная сила заполняет каждую клетку.
«Был Степан, да весь вышел», – грустно подумал он напоследок и, неуклюже покачиваясь, медленно пошел на вражьего латника.
* * *
– Слышь, Чуек, чего это с ним?
– А я почем знаю.
Ноги у Гриди жутко застыли, но выходить из воды было боязно – на берегу творилось непонятное.
Перунов посланец сперва долго бил Алатора, а потом, зарычав как медведь, пошел на хазарина. Степняка было совсем не жалко, да и к Алатору, который не раз крутил Гриде уши, особой любви он не питал.
– Без нас разберутся, – веско сказал Гридя, – айда, проплывем с полкрика, тама и вылезем. А опосля по верхам обойдем весь да татей бить станем.
– Мало тебя хузарин потоптал? – клацая зубами от холода, отозвался Чуек.
– Ты как хошь, – насупился Гридя, – а я за чужими спинами прятаться не собираюсь. Ежели суждено помереть, так помру. А ты, коли перетусил, так и стынь здесь. Може, потом какой девке и сгодишься – водицы поднести али избу подмести.
Пристыженный Чуек засопел:
– А чем воевать-то?
– В бою добудем, – расхрабрился Гридя, – а на первый случай дубинами в лесу обзаведемся.
– Ладно, давай, – невесело согласился Чуек, – все одно пропадать.
Вспугнув утиный выводок, потянувшийся от ближних камышей, они поплыли вниз по течению могучей реки.