Маргарита Ивановна уже похрапывала, на выдохе как-то странно посвистывая. Разозленный Три Семерки неласково толкнул ее локтем в бок, подумав про себя: «Какие же все бабы вредные существа!», – и пошел на кухню, чтобы закурить, надеясь на облегчение своих душевных мук. Семен Семеныч включил чайник, сел за стол, поджав под себя обе ноги, и, глядя на полыхающее под чайником пламя, закурил.
Невольно он начал думать о том, от чего совсем недавно пытался откреститься. Мысль, возникшая первой, повлекла за собой другую, за которую сама собой зацепилась третья. Еще недавно старшему лейтенанту все казалось неимоверно сложным и практически неразрешимым. Предстоящие трудности пугали его, как сказочные великаны беспомощного лиллипута. Но теперь, совершенно неожиданно для самого Руденко, предполагаемые действия выстраивались в некую логическую цепочку. Сам собой в сознании Семена Семеныча определился первый шаг, затем он обдумал, что будет делать, если шаг окажется неверным, и что – если правильным.
Сначала он стал вспоминать известные ему заброшенные турбазы, но точного их образа в памяти не было, поскольку Руденко не бывал там, да и необходимости такой не возникало. Затем он обратился к воспоминаниям о подобных местах, в которых когда-либо происходили известные ему преступления, однако их обустройство не соответствовало описанному Яной. Много чего еще передумал Три Семерки, пока наконец, не решил, что гораздо целесообразней посвятить в это дело коллег, посоветоваться с ними, и, если понадобится, подключить к действиям оперов. Конечно, это было проблематичным, поскольку реальной причины не существовало, но, тем не менее, людей, готовых к сотрудничеству, найти все-таки не составляло особого труда.
Чайник давно закипел, и вода, разъяренно булькая, плескалась через край, заставляя пламя то тухнуть, то возгораться вновь. Семен Семеныч, сам того не замечая, выкуривал третью сигарету подряд, и только хриплый кашель Маргариты Ивановны, донесшийся из спальни, заставил его отвлечься от раздумий и подойти к плите.
Руденко сначала хотел залить кипятком ложечку быстрорастворимого кофе, но потом передумал, побоявшись, что после кофе вообще не уснет до утра. Он, обжигаясь, но не замечая того, выпил зеленого чаю и отправился в постель, надеясь, наконец, по меньшей мере, задремать. Удалось это, конечно, не сразу, поскольку нелегко избавиться моментально от серьезных размышлений, но, тем не менее, постепенно Семен Семеныч все дальше и дальше в мыслях уходил от своих проблем, пока, наконец, сладкий сон полностью не охватил его сознание.