Скинув половину оставшихся дров, обоз налегке загрохотал дальше, пыля через степь и ночуя у редких родников или возле вырытых в низинах между длинными пологими холмами колодцев. Но к вечеру четвертого дня впереди заблестела широкая водная гладь — и телеги выкатились к полноводному Днепру. Это был первый случай, когда путники заночевали, не найдя местного кочевья и его старейшин. И тем не менее, поутру возчики принялись разгружать дрова, а затем — выкатывать телеги к самой воде, сбивать с них колеса, складывать деревянные остовы в высокую пачку. После полудня на реке показались многочисленные ладьи под парусами со вписанным в круг крестом.
— Наши, — уверенно кивнул боярин.
Однако ладьи приткнулись к противоположному берегу, с них начали высаживаться судовые рати. Судя по грубо сшитым щитам с неровными краями — варяги-нурманы. Ладей насчитывалось всего около полусотни, но трюмы их наверняка были загружены от силы наполовину, а потому каждая вмещала не сорок-пятьдесят бойцов, как обычный торговый корабль, а больше ста со всем вооружением и припасами.
Разгрузившись, суда одно за другим стали переплывать к правому берегу, утыкаясь носом в отмель и сбрасывая веревки. Возничие ловили концы, тянули за них, поворачивая тяжелые суда боком, принимали опущенные прямо в воду сходни. Каждый знал свое дело, работали быстро, споро: по двое заносили на палубы каркасы телег, пачками затаскивали колеса, заводили лошадей. Четыре ладьи за раз переправили весь обоз с лошадьми и полусотню охраны, которая сразу рассыпалась на десятки и дозорами умчалась в степь.
С западной стороны тем временем степь побелела, зашевелилась — словно зимние сугробы накатывались на сухой днепровский берег. Послышалось жалобное блеянье, гортанные выкрики пастухов. Несчастную отару степняки прижали к самому берегу, после чего развернулись и, довольные, с веселой перекличкой, унеслись прочь. Похоже, это печенежское кочевье плату получило уже полностью.
Между тем корабельщики, спустившись на берег, из своих дров запалили костры, оприходовали часть отары. Над степью потянулись соблазнительные запахи жареного мяса.
— Надо бы и нам побаловаться, — сладко потянувшись, предложил тиун. — Всё, бояре, казна княжеская, почитай, вся кончилась, отвечать ныне не за что. Можно и медку всласть попить, и поспать без оглядки.
Княжеские холопы, не дожидаясь лишних уговоров, сложили часть березовых поленьев решеточкой, подсунули снизу пук сухой травы, запалили. Пока огонь разгорался, выбрали барашка покрупнее, вспороли ему горло, споро освежевали и разделали, и вскоре над углями уже отекали жиром крупные куски мяса. Два бурдюка с вареным медом пустили по кругу, не очень разбираясь, кто знатный воин, а кто — простой служака. Стреле или мечу ведь всё равно, на пустых полатях ты родился, али в богатых покоях — чаша Ледяной богини для всех одна. Потому и в походе все равны — все воины.