— К чему искать, отче? — чуть ли не испугался старик. — Мы с сыном с радостью разделим с тобой кров и стол, и свои молитвы.
— Мне не хочется чинить неудобства единоверцам своим.
— Что ты, что ты, отче! — отступил тот, освобождая проход. — То не в тягость, то в радость нам будет…
Ираклий, смилостивившись к просьбам хозяина, ступил во двор, прошел к двухэтажному дому и удивился недовольному мычанию из примыкающего к воротам хлева:
— Чего скотина недовольна?
— Не кормлена, отче. Пост ведь сегодня, среда. Опять же, молимся мы все. За спасение душ несчастных, что блуду и веселию бессмысленному предаются.
— Что молитесь за спасение душ не токмо своих, но и ближних, то хвалю, — кивнул монах. — А вот скотину с пустыми яслями оставлять грешно. Нет у нее души святой, оттого и пост блюсти она не должна.
— А и то верно, — радостно закивал старик. — Пошлю, немедля пошлю девку всем ячменя задать, да брюквы свиньям запарить. А то томится скотинка-то. Никакой радости в ней нет.
Ираклий вошел в дом, перекрестился на красный угол, потом поднялся по лестнице, с которой доносилось тихое бормотание. Ступив в молельную комнату, задрапированную синим полотном, монах перекрестился еще раз на скромный складень, стоящий перед лампадой, и продвинулся вперед между домочадцами. Их было около десятка. Больше половины — малые дети, но в первых рядах склонились пред ликом Господним двое мужей, а за ними, словно прячась от грозного взора, прятались женщины в черных платках.
Старик что-то забормотал, уводя одну из девиц, а Ираклии хорошо поставленным голосом привычно запел «Отче наш»:
— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеса и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…
Вместе с мирянами Ираклий отстоял полтора часа молебна, призывая Господа обратить в истинную веру заблудшие души, а потом за общим столом преломил с ними хлеб — хлеб оказался пшеничный, рассыпчатый, но к нему хозяйка принесла только холодную колодезную воду, а потому назвать их обед чревоугодием было нельзя.
Потом Дмитрий, как звали старшего сына старика, показал гостю его комнаты: две смежные светелки наверху — для самого монаха н слуг. Остаток дня они снова посвятили молитве, а после заката посланец базилевса сходил за вещами на корабль — заодно проверил, как держит грек свое обещание насчет охраны.
На палубе действительно прогуливался один из варягов — при виде монаха со слугами он схватился было за меч, но быстро узнал Ираклия. Елена и Агафен собрали сменную одежду господина, постель, пергамент, стило и чернила, вынесли сундук с тайными снадобьями; священник в это время стоял на краю причала и смотрел, как по реке плывут венки — тысячи и тысячи венков, в каждом из которых таились чьи-то желания и молитвы.