В кабинете директора на совещании ей не давал покоя взгляд Башлачева. Петр Николаевич, несмотря на недавно пережитое унижение, отчего-то выглядел победителем. Если бы это было возможно, то Алла готова была бы предположить, что фотографию подложил Петр. Но такого быть не могло. Алла настолько спокойно смотрела в торжествующие глаза Башлачева, что в конце совещания они сделались беспокойными, а в коридоре, на выходе из директорского кабинета, Петр Николаевич чересчур громко сказал:
– Алла Константиновна, не могли бы вы пройти в мой кабинет? Мне хотелось бы обсудить с вами кое-какие вопросы… по нашему договору с заводом Новореченска…
Он воровато оглянулся по сторонам, проверяя, все ли хорошо слышали, для чего ему нужна Белозерова. Никто не обратил на его слова никакого внимания, а Алла пожала плечами и первой пошла к его кабинету. Она очень хорошо понимала, что обсуждать они станут отнюдь не Новореченск. Интересно, что еще такого придумал Петр? Отчего разбитый наголову противник чувствует себя победителем?
– Садитесь, Алла Константиновна, – Башлачев указал ей на стул, а сам уселся в начальническое кресло за большим темного дерева столом.
Алла села на стул, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Башлачев оглядел ее, с неудовольствием отметив, что она все-таки очень хороша и жаль, что с ней приходится воевать, вместо того чтобы…
– Ну что, получила? – спросил он, решив не додумывать предыдущую мысль, поскольку она могла привести его в размягченное состояние.
– Что именно? – довольно надменно спросила она.
– Значит, не обратила внимания. – Башлачев ни за что не поверил бы, что женщина, только что получившая свою фотографию в неглиже, может оставаться такой спокойной. – Глазки-то протри. У тебя под стеклом, между прочим, лежит ню одной красотки!
Пораженная Алла расплела руки и ноги, распахнула глаза и выдохнула:
– Так это, значит, ты, Петя?
Ее смятение было таким сильным, что Петру Николаевичу оставалось только торжествовать и восхищаться одновременно. Все-таки у этой бабы сумасшедшая выдержка. Если бы ему под стекло положили его голый анфас, он сошел бы с ума от ужаса, что кто-то владеет его постыдной тайной. А эта только сейчас встрепенулась.
– Я, Аллочка! – очень довольный собой, сказал Башлачев. – У меня есть еще! Вот, гляди! – Он выдвинул один из ящиков стола и вынул Аллино изображение в другом ракурсе размером с формат А4. – Через компьютер пропустил. Гораздо четче стало! Лицо – прямо один в один! У меня, кстати, и другие фотографии имеются: и анфас, и в профиль, и вид снизу, и сверху!