– Я просила вас не называть меня так, когда мы наедине. Лукас выбросил лопату из ямы, на дне которой стоял, а затем, опершись о край могилы руками и подтянувшись, вылез из нее и выпрямился во весь рост.
– Неужели вы думаете, что ваше разрешение называть вас по имени избавит меня от чувства унижения, которое я постоянно испытываю? Или вам так легче общаться со мной? Вам нравится делать вид, что нас не разделяет непреодолимая пропасть?
Кровь отхлынула от лица Джесси, и оно стало белым как мел.
– Я вовсе не хотела обидеть вас или нанести оскорбление.
Лукас недоверчиво усмехнулся.
– Неужели вы не понимаете, что я не вижу в вас каторжника? Я воспринимаю вас просто как человека.
Пот заливал лицо Лукаса, он тяжело дышал от волнения.
– Но я действительно каторжник, преступник, отбывающий здесь наказание. И ничто не может изменить моего положения. Даже смерть. – Лукас обвел рукой кладбище. – Оглянитесь вокруг, посмотрите на могилы!
Но Джесси не сводила с него потемневших глаз. Ветер раздувал ее юбки и прибивал к стройным длинным ногам, растрепал ее прическу, и золотистые локоны падали на бледное лицо девушки.
– А какой вы видите меня? – спросила она. – Ведь я англичанка, а вы ненавидите англичан.
Гнев Лукаса сразу же улегся. Протянув руку, он убрал прядь волос с ее лица.
– Когда я смотрю на вас, я вижу только вас, – мягко промолвил он.
Дотронувшись до ее шеи, он заметил, что по телу Джесси пробежала дрожь. Ее дыхание стало учащенным и неровным. Ему хотелось обнять ее, прижать к своей груди, зарыться лицом в ее волосы и вдыхать сладкий аромат. Ему хотелось вновь ощутить вкус ее поцелуя на своих губах и прильнуть к ее мягкой нежной коже. Ему хотелось овладеть ею, пережить упоительные минуты близости.
– Ради всего святого… – с трудом, сдавленным голосом прохрипел он, отступая от нее на безопасное расстояние, – попросите брата назначить вам другого грума.
Джесси покачала головой:
– Я не могу. И вы знаете почему.
Лукас невесело засмеялся.
– Боитесь, что ваша семья и знакомые не одобрят вашу дружбу с Женевьевой Стржецкой. Но как они посмотрят на то, что вы целуетесь с ирландским каторжником?
– Такого больше не повторится, – бледными дрожащими губами произнесла Джесси.
– А если повторится?
– Нет, никогда!
Но верила ли сама Джесси в то, что говорила сейчас?