Лотти тряхнула головой, прогоняя беспорядочные мысли и чувства, которые вызвала в ней близость Джона, и постаралась придать своему лицу веселое и беззаботное выражение.
– Как насчет куска хлеба с маслом, Сисси? – спросила она, пытаясь успокоить малышку. – Я поставила мясо на плиту перед тем, как мы утром поехали в церковь, и осталось недолго подождать, пока в бульоне сварятся овощи. Ты и не заметишь, как мы приступим к обеду.
Сисси понимающе кивнула.
– Мне нравится ваш хлеб, мисс Лотти, – заявила она. – У папы никогда так хорошо не получалось после того, как мама нас покинула. А в последнее время он просто покупал его у миссис Клаусон.
Сисси подобралась поближе, чтобы видеть, как Лотти отрезает изрядный ломоть хлеба.
– Миссис Клаусон не делала такой хороший воздушный хлеб, как вы, – сказала девочка. – Иногда он был… очень невкусный, и наш папа говорил, что когда ешь его, кажется, будто жуешь скалу Гибралтар. – Сисси нахмурила свой маленький лобик – казалось, она о чем-то задумалась. – Мисс Лотти, – спросила она несколько минут спустя, – папа ведь просто дразнился, да? Нельзя ведь и вправду съесть скалу? – Она захихикала.
Лотти отрицательно покачала головой, сняв крышку с масленки, стоящей посреди стола. Руки ее проворно намазывали хлеб толстым слоем масла. Девушка едва заметно усмехнулась, подумав о том, что надо бы потом пересказать этот разговор Джону.
– Нет, конечно, нет. Ваш папа просто чуть-чуть над вами подшучивал, – ответила она.
Когда маленькие пальчики взяли хлеб из ее рук, Лотти почувствовала, что любовь к этому шаловливому ребенку все больше и больше овладевает ее сердцем.
Она была подобна дыханию весны. «Женевьева Слокум не похожа на дочь хозяина магазина», – подумал Джон, только взглянув на ее тонкие бледные пальцы, отмеряющие отрезы дорогой темно-коричневой материи для своих заказчиц. Стоявшая неподалеку Мэйбл Шарп внимательно наблюдала за Женевьевой. Она была выряжена в модное платье серого цвета, в каких и приличествует ходить женам владельцев похоронных бюро.
«Цвет подходит в равной степени и сиротам, и могильщикам…» – криво усмехнулся Джон. Потом его губы дрогнули – он вдруг вспомнил скромный гардероб Лотти, если вообще можно было назвать «гардеробом» то, во что она одевалась. У Мэйбл Шарп имелся выбор. У Лотти его не было. Сдвинув брови и сощурив глаза, Джон оглядел прилавок, где Женевьева заканчивала свою работу.
– Доброе утро, Джон, – прощебетала она. Глаза девушки оценивающе осмотрели его.
Он заткнул большие пальцы за ремень брюк и кивнул ей. Затем пробасил: