– И что, никаких кошмаров?
– Ни единого.
Кеннет вцепился в тему мертвой хваткой.
– А может… Представь на минутку, вдруг она и есть ключ к твоим кошмарам, – высказал он свое предположение, пристально глядя на брата.
– Она? Мой самый кошмарный кошмар? – фыркнул Грэм.
– Всему есть своя причина. Я в это твердо верю, Грэм. Да и ты веришь. Это называется судьба.
Грэм хотел было возразить, но передумал и уставился в тарелку. После того как там, в Египте, их родителей зверски убили разбойники, они с братом попали в разные племена и им обоим привили веру в бедуинские суеверия. И эта вера временами брала верх над их чисто английской рассудительностью и здравомыслием.
– Ты не передумал идти сегодня на бал к Хантли?
– Нет, не передумал, – тихо ответил Грэм. – Светская жизнь, что поделать.
– Вот видишь, как ты пообтесался. Держишься как настоящий англичанин: ты ешь, как англичанин, ты даже вальс танцуешь лучше, чем я. Никому и в голову не придет, что ты вырос в Египте. Одним словом, ты стал таким же черствым сухарем, как и любой из англичан.
Грэм впервые встретился с Кеннетом в прошлом году в Египте и согласился вернуться с ним и его молодой женой Бадрой в Англию. С ними была еще дочка Бадры по имени Жасмин. Сначала они поехали в свое родовое поместье в графстве Йоркшир. Там они тщательно продумали историю, которую Грэм должен был преподнести высшему обществу. В глуши Грэм обретал необходимый лоск, постигал тонкости английского этикета и избавлялся от египетского акцента. Его первые выходы в свет прошли вполне удачно. Но бороться с дьяволом, преследующим тебя в кошмарах, – это вам не вальс танцевать.
Взгляд Кеннета вновь стал пронзительным.
– Думаешь, тот рыжеволосый аристократ не сможет пропустить открытие сезона? Как там его звали аль-хаджиды? Аль-Гамра, кажется?
– Да. Красный. А у меня для него еще пара нелицеприятных словечек найдется.
– Но ведь он может и не прийти сегодня.
– У Хантли собирается весь цвет общества. Готов поспорить, что и этот тип тоже там будет. Он наверняка живет в Лондоне. Я поклясться готов, что в прошлом году на площади видел именно его.
Перед тем как окончательно отречься от жизни египетского кочевника и принять от брата титул и состояние, Грэм уже ненадолго приезжал в Лондон. Это было в прошлом году. Тогда, прогуливаясь по парку, он и увидел рыжеволосого джентльмена, который – он был в этом уверен – был тем самым аль-Гамрой. Грэму была невыносима сама мысль о том, что ему придется видеться со своим мучителем, поэтому он не выдержал и бежал обратно в Египет, поклявшись, что ноги его больше не будет в Англии. Кеннету и Бадре пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его вернуться. Грэму было слишком страшно и стыдно.