Потом – узкий луч фонарика по стене… по полу… по пустой бутылке «Hennessy» на полу возле меня…
Я закрыл глаза и заставил себя сконцентрироваться на дыхании, оно не должно прерываться и обязано выглядеть тяжелым, как у пьяного.
Конечно, светить мне в лицо он не стал, а все так же кошачьи-рысьи приблизился к дивану, постоял надо мной, принюхиваясь, и наконец сунул мне в ухо дуло пистолета. Но ему пришлось больно вдавить пистолет в мою ушную раковину, прежде чем я «спьяну» разлепил глаза.
– Тихо! – сказал он шепотом. – Без фокусов. Вставай.
Я повел глазами из стороны в сторону, словно примеряясь, куда мне броситься, но он еще сильнее вдавил пистолет в ухо и предупредил:
– Даже не вздумай!
Я расслабился, покорно сел на диване.
– Вставай. Медленно… – сказал он, отступив на шаг и держа пистолет в руке.
Теперь я по абрису его фигуры понял, что это не один из показушных Шварценеггеров Банникова, а кто-то из Сталлоне Харунова.
– На стул!
Я сел на стул к своему компьютеру.
– Ноги вместе! Руки за спину!
Я повиновался.
Он надел мне на руки петлю из капронового троса и затянул его с такой силой, что руки должны онеметь через минуту.
– Ноги!
Я послушно поднял ноги, он затянул их таким же капроновым тросом.
Потом липкой лентой заклеил мне рот от уха до уха. И сказал куда-то в микрофон, спрятанный у воротника:
– Первый готов. Давайте остальных. – Только после этого он облегченно выдохнул, включил свет, отбросил ногой пустую бутылку «Hennessy» и презрительно добавил уже для меня: – А еще полковник, блин! Вот почему мы в Чечне столько мудохаемся!
Отвечать было нечем – рот был залеплен. К тому же наверху уже раздался шум, испуганный вскрик Полины и мужские голоса:
– Лежать! Не двигаться! Don't move!.. Так, одевайтесь!..
Через минуту еще два Сталлоне притащили в бэйсмент полуодетых Глена и Полину с залепленными ртами. Их руки были связаны такими же, как у меня, капроновыми тросами. Сталлоне, который брал меня, снова доложил в микрофон:
– Первый! Первый! Я второй! Все в порядке: взрослые в подвале, а пацан дохнул хлороформ и спит. Можете заходить. Прием.
Но на «прием» никто не вышел, а вместо этого по потолку прошумели быстрые шаги, и в бэйсмент спустились Харунов и Банников. Банников с ходу врезал Глену кулаком по лицу так, что Глен, связанный, опрокинулся на спину, и Банников стал бить его, лежачего, ногами, крича по-русски и по-английски:
– Сука! Сволочь! Бабу мою захотел? I'll kill you! Убью гада!..
Это был хороший спектакль – Харунов и трое Сталлоне дали Рыжему минуту на избиение Глена, а затем оттащили в сторону, но Банников все рвался у них из рук, крича, что все равно убьет этого гребаного американца.