Откатившись в сторону двери, я вспомнил, что огонь – это ерунда, его действительно уже добивает эта замечательная пламегасительная пена «FFE», но через минуту я задохнусь тут не от едкого дыма синтетических ковров, тлеющих под пеной, и не от самой этой пены, которая лезет мне в нос, в уши и в глаза, а от какого-то газа hallon, который должен хлынуть сюда вслед за пеной и уничтожить в комнате весь кислород.
Вы когда-нибудь тонули?
Вы знаете, что когда мы уже сдаемся, понимая, что все, КОНЕЦ, уже не выплыть, и когда мозг говорит этой жизни последнее «прощай» и отключается, даже тогда наше тело еще продолжает бороться за жизнь, делает какие-то рывки и движения и – выплывает!
Я не знаю, как я выбил эту горящую дверь. Я даже не помню, как я докатился до нее – со связанными ногами и руками!
Я читал в Интернете, что когда люди, стоявшие 11 сентября возле горящего ВТЦ и зеваками глазевшие на этот пожар, вдруг оказались накрытыми облаком руин рухнувшей северной башни, они побежали прочь с такой немыслимой скоростью, на какую не были способны никогда в жизни!
Лежа на полу, я связанными ногами выбил входную дверь. Как я это сделал, не знаю.
Глоток чистого воздуха вернул мне сознание, а смертельная опасность – рассудок. Я лежал на пороге, всем телом еще внутри квартиры, а ногами на выбитой двери. Пожар был практически подавлен этой действительно пламегасительной пеной и газом, но что-то с такой силой жгло мне босые ноги, что я инстинктивно подтянул их к себе и увидел, что это плавится капроновая удавка.
Боль была нестерпимой, и если бы липкая лента не залепляла мне рот, я заорал бы во весь голос.
Впрочем, орать было некому, в конце февраля даже Майами пуст, не то что какой-то Сэндвилл! За исключением двух «писателей» – меня и профессора, жена которого смылась потусоваться в Нью-Йорк, – тут никого нет в радиусе трех кварталов вокруг.
Не знаю, что произошло раньше – я разорвал ногами плавящийся капроновый шнур или он сам перегорел…
Я перевернулся со спины на колени, вскочил и, прыгая через осколки стекла из выбитой двери, бросился прочь, на улицу, в сторону дома профессора.
На мое счастье, он сам трусцой бежал мне навстречу – в спортивных трусах и кроссовках. Я и не знал, что он встает в такую рань и бегает от инфаркта. Скорее всего он начал эти пробежки только пару дней назад, когда улетела жена. Конечно, он изумленно остановился:
– Пол, что случилось?!
Я мычал и тянул к нему голову с выпученными глазами и залепленным ртом.
Он понял наконец и осторожно потянул за край липкой ленты.
Я нетерпеливо замычал изо всех сил.