– Ты рассердишься, если я скажу,- отвечал я.
– Обещаю, что нет. Честное слово.
– Не могу.
– Какой ты нехороший! – сказала она, и в ее глазах блеснули слезинки.- Ты же обещал. Лучше бы ты вовсе не говорил мне…
Я прильнул к ее губам крепким мужским поцелуем.
– Я люблю тебя,- сказал я.- Всегда любил. Вот об этом я и думал.
– Я тоже тебя люблю,- сказала она.
– Правда, Сьюзен? -Я вложил в свой вопрос соответствующую дозу восторженного недоверия.- Ты не шутишь, ты не обманываешь меня? Радость моя, я просто не могу этому поверить.
– Это правда. Помоему, я тебя все время любила, потому что, даже когда я думала о том, какой ты гадкий, я уж очень много времени уделяла этим мыслям. К тому же я дружила с Джеком, и это так все путало.
– Ты была влюблена в Джека?
– По-настоящему – нет. Я давно его знаю, и он нравится маме. Он такой степенный и уравновешенный.
– А я тоже степенный и уравновешенный?
Она опустила глаза.
– Когда я смотрю на тебя, у меня дух захватывает,- сказала она.- Я никогда прежде не испытывала ничего подобного.
– И я тоже. Знаешь, я сотни раз проклинал тебя: даже наедине ты держалась со мной всегда так холодно и отчужденно, была такой недотрогой. И я уже поставил на этом крест: мне казалось, что мое чувство безнадежно.
– Бог мой! А ты сгорал от подавленного желания, как пишут в романах?
– Сгорал.
– Но ты даже не пытался поцеловать меня.
– К чему? Всегда можно сказать, хочет женщина, чтобы ее поцеловали, или нет.
– Ты не любишь получать отказ? Правда, Джо?
Ее неожиданная проницательность немного смутила меня.
– Да. Я буду с тобой честным до конца: для меня это невыносимо. Да и ты на моем месте испытывала бы то же самое.
– А почему для тебя это труднее, чем для меня?
Я почувствовал, как во мне поднимается злость. Ей хорошо говорить, ее жизнь баловала: ей не приходилось спать в нетопленой каморке, есть в душной общей комнате под вопли радио; не приходилось думать об экзаменах или о том, как достать работу, или где добыть денег на новый костюм; даже ее трогательная манера по-детски присюсюкивать была роскошью, которую не могли позволить себе девушки из рабочей среды. Мне хотелось выкрикнуть все это ей в лицо, но она бы не поняла, и потом при ней я не мог быть самим собой. Я чувствовал, что у нее сложился определенный образ Джо Лэмптона и я во всем должен следовать ему.
Жалость «к себе и сознание классовых различий не вязались с этим образом. Вот Элис это понимала, хоть и всячески издевалась над моим глупым самолюбием. Правда, Элис обладала достаточным житейским опытом и знала, что человек – существо ложное, знала, что надо принимать меня таким, каков я есть, а не требовать от меня качеств, которые ей нравятся. Но ведь и я тоже видел в Сьюзен не прото Сьюзен, а девушку категории № 1, дочь фабриканта, с чьей помощью я могу проникнуть в волшебную пещеру Аладина, где скрыто все, что манит меня в жизни; она же видела во мне идеального возлюбленного и человека, с которым приятно проводить время,- страстного и нежного, загадочного и бесконечно мудрого.