Хонтеш довольно ухмыльнулся и неожиданно икнул. Ближе к концу демонстрации его заметно развезло, отчего Толик начал опасаться, как бы местный кулибин не ошпарился. Обошлось, к счастью.
Еще Толик боялся, что Хонтеш, захмелевши, утратит нить беседы и демонстрация сорвется. Ничуть не бывало! И Рушер помогал Хонтешу вполне толково, даром что руки тряслись у обоих.
— Я тебе потом чертежи покажу, — пообещал Хонтеш. — С утра я один чуть не сгубил, печь разжечь хотел, вижу бумажка… Ну и того…
— То есть как? — изумился Толик. Чтобы кулибин сжег собственные чертежи?
— Так говорю же, с утра. — Хонтеш расплылся в улыбке. — Еще до салуна. Это что, Рушер как-то чуть дом не сжег. Разоспался до полудня почти. Хорошо жена раньше встала, успела шторы сорвать и залить. Ой, ругалась!
У Толика давно вызрело ощущение, что он упускает какую-то простую и очевидную для аборигенов деталь их быта. Но понять, что это, никак не мог.
— Ладно, — объявил Хонтеш. — Вечер скоро, пора отдыхать.
Последняя фраза на языке аборигенов звучала рифмованно, и ее смело можно было передавать идиомой: «Кончил дело — гуляй смело».
— В салун? — предположил Толик.
— Зачем в салун? — Хонтеш удивленно покосился в окно, за которым уже смеркалось. — Вечер же. Домой.
Еще одна непостижимая местная деталь. Ближе к закату салун закрывался. А ведь, если подумать, именно к вечеру следовало бы только начинать гульбище!
Ага, сейчас.
«Н-да. Не люди это, хоть и похожи, — подумал Толик с легкой отстраненностью. — Дальний Космос. Фронтир. И звезды над головой совсем другие».
Ему очень не хотелось, чтобы соплеменники Хонтеша и Рушера единственным смыслом существования избрали салун, а не мастерскую. Лучше бы наоборот. Толик иногда пугался аборигенов — особенно по утрам. Взгляды пустые, морды помятые. Пока горло не промочат — слова путного не добьешься. Шефа в одном городке как-то раз даже чуть не побили. Правда, потом, после первой бутылки, долго извинялись. Долго, смущенно и, кажется, искренне.
Утром Толик отправился в городок необычно рано, с рассветом. Маршируя пустынной улочкой, он почти не глядел по сторонам, поэтому не обратил внимания на едва заметную тень, мелькнувшую в щели между домами.
Аборигенов было двое. Рушер и еще один, незнакомый. Толику сразу не понравились их пустые взгляды.
— О, глянь, Руш, опять эти типы чужие по городу шастают!
Голос был хриплый и недобрый. Толик не мог узнать Рушера — давешнего ассистента Хонтеша-самородка. Не осталось и следа от вчерашнего Рушера, это был узколобый детина без проблеска мысли во взгляде.