Но сегодня вечером он будет ждать ее в пещере под зеленой скалой. И от этого лицо у Инги пылает румянцем. Брату еще вчера что-то нашептали соседи, и он целый день угрюм и неразговорчив. Он мрачно разливает по кружкам пиво и время от времени с усмешкой поглаживает свой любимый нож на поясе. Брат не сводит с сестрицы глаз, и ей ничего не остается, как послушно собирать со столов миски да с хохотом отбиваться от мозолистых рук матросов. Она разносит пиво и только ждет момента, когда зазевается брат. Но вот встает с места Воронович, подходит к ней и берет за руку.
— Я соскучился! — страстно шепчет он на ухо.
Инга закрывает глаза и тяжело дышит.
— Нет-нет, между нами все кончено! Я выхожу замуж и уплываю в Ливерпуль.
— С тем англичанином? Не смеши! Он тебя обманет. Поиграет и бросит где-нибудь по пути или продаст в веселый дом. Я знаю этих англичан. Они джентльмены только внешне.
— Нет, он не такой.
— Ты меня больше не любишь?
— Люблю.
— Тогда пойдем!
Воронович тащит ее в открытую дверь, но Инга вырывает руку.
— Нет. Все кончено. Я уже решила.
— Ты любишь его?
— Это не твое дело. Я уплываю с англичанином, потому что больше не могу оставаться в этой дыре. Прощай.
— Я на тебе женюсь по-настоящему!
Инга грубо хохочет ему в лицо, и Воронович отпускает руку. Он выпивает полную кружку пива и уходит. Инга смахивает слезу. За этой сценой очень внимательно наблюдает из-за бочки брат. К расстроенной Инге подходит Чекушкин.
— Потанцуем?
— Отстань!
— Зря ты так со мной, — обижается Чекушкин. — Я ради тебя готов на все. Хочешь, сожгу свою шхуну тебе на потеху?
— Да отстань же…
— А хочешь, сейчас сожгу этот кабак?
— Он хватает со стены факел и подносит его к столу. Матросы гогочут и бьют в ладоши. Из-за бочки брат выбегает, дает Чекушкину в морду и вешает факел на место.
Вот именно в этот момент Инга понимает, что время пришло, и выскальзывает в сени. До нее доносится хрип разъяренного быка и язвительное улюлюканье моряков. Бык срывается с места, не заткнув даже бочки, но сегодня ее ухватить за косы не так просто: косы она предварительно заколола на макушке.
У ворот брат медвежьей хваткой вцепляется в юбку, но ей удается выскользнуть, и теперь тонконогая лань с хохотом летит дальше по скалистому склону вдоль бушующего моря.
— Куда? — слышит она сзади его могучий бас.
— Не твое дело! — кричит в ответ озорница и звонко хохочет.
Теперь сестрицу не догнать. Куда ему с таким животом да кривым ножом за поясом. Какое вообще его собачье дело? Она уже не маленькая девочка. Ей, дай бог, уже пятнадцать!
— Только приди домой! — потрясает кулаком брат.