Никто, похоже, не собирался выйти на Кулуха. Кулух остановился перед Мордредом — тот стоял в центре вражеского строя.
— Ты родился от блудливой жабы, — сообщил он королю, — а зачат был трусом. Выходи и сражайся! Я хром! Я стар! Я лыс! А ты не смеешь сойтись со мной лицом к лицу! — Он плюнул в Мордреда, но ни один из Мордредовых бойцов так и не двинулся с места. — Младенцы! — насмехался над ними Кулух, а затем повернулся спиной к врагу в знак презрения.
Тогда-то из вражеских рядов и выбежал безбородый юнец. Шлем был ему велик, броней служил дрянной кожаный нагрудник, между досками щита зияла дыра. Такому молокососу, чтобы разжиться богатством, позарез требовалось совершить подвиг, и вот он набежал на Кулуха, вкладывая в крик всю свою ненависть, а прочие Мордредовы воины подбадривали его криками.
Кулух развернулся, чуть присел, направил копье врагу в пах. Юнец в свою очередь занес копье, думая достать противника поверх щита, победно завопил, ударил со всей силы — и захлебнулся собственным визгом: копье Кулуха вильнуло вверх и выхватило душу юнца через раззявленный рот. Закаленный в боях Кулух прянул назад. Противник до его щита даже не дотронулся. Умирающий споткнулся; копье торчало у него из горла. Он полуобернулся к Кулуху и упал. Кулух пинком выбил копье из руки врага, выдернул свое собственное и с силой ткнул юнца в шею. И широко улыбнулся Мордредовым людям.
— Есть еще желающие? — пригласил он.
Никто не двинулся. Кулух плюнул в Мордреда и неспешно зашагал обратно, к нашему ликующему строю. По пути подмигнул мне.
— Видал, Дерфель, как надо? — крикнул он. — Смотри да учись! — И воины захохотали.
«Придвен» уже покачивалась на волне, мерцающий силуэт светлого корпуса отражением подрагивал на воде: ветерок с запада поднимал легкую рябь. Этот ветер донес до нас вонь Мордредовой орды: смешанные запахи кожи, пота и меда. Враги в большинстве своем, конечно же, перепились: если бы не хмель, многие не дерзнули бы выйти навстречу нашим клинкам. Любопытно: не пьяный ли кураж подтолкнул навстречу Кулуху злополучного юнца, чей рот и чью глотку теперь облепили черные мухи?
Мордред уговаривал своих людей перейти в наступление, а самые храбрые среди них ободряли товарищей. Солнце как-то сразу, внезапно, опустилось ниже: лучи били нам в глаза. Я и не сознавал, как много времени прошло с тех пор, как Фергал осыпал нас проклятиями, а Кулух глумился над врагом; и все же враг по-прежнему никак не мог собраться с духом и атаковать. Несколько человек устремлялись было вперед, но прочие топтались на месте, и Мордред принимался клясть их на чем свет стоит, и смыкал ряды, и вновь подгонял бойцов. Так оно всегда и бывает. На щитовой строй так вот сразу не кинешься, тут нужна немалая отвага, а наша стена, пусть небольшая, зато крепко спаянная, держалась мощью многих прославленных воинов. Я оглянулся на «Придвен» — новый парус, закрепленный на рее, пополз вниз, развернулся — и взгляду моему предстало алое, точно кровь, полотнище, украшенное черным Артуровым медведем. Немало золота затратил Каддог на этот парус, но времени любоваться далеким кораблем у меня не было — Мордредовы люди наконец-то двинулись в наступление, а те, что похрабрее, тянули за собою прочих, вынуждая их перейти на бег.