— Куда?
— А кто же его знает? Коли в Дон река эта заколдованная впадает, то в Царьграде продать могут. Коли в Итиль — то и до Персии, и до Индии догнать легко. Теперича воля не наша. Там узнаем.
— Может, за вас выкуп спросят?
— Да рази князь Керженецкий о своей подлости такой скажет кому? Нет, ведун. Вестимо, отправил он нас с торками далече. Дабы уж точно не возвернулись.
Неожиданно послышался стук, сверху в трюм ударил ослепительный луч света. Олег зажмурился от боли в глазах, потом чуть приоткрыл веки, огляделся, стреляя по сторонам одними зрачками. Трюм имел в ширину метра четыре, в длину — примерно шесть-семь. Торки набили сюда человек сорок. Узники сидели, привалившись спиной к бортам — или голые совершенно, или в рваных и грязных полотняных рубахах, на которые их пленители не соблазнились. Впрочем, на себе Олег тоже никакой одежды не чувствовал. Все сидели без веревок — но что толку здесь от пустых рук?
Сверху скинули два тяжелых бурдюка, охапку лепешек, и люк снова закрылся. Тут же послышался жалобный женский крик. Похоже, для торков веселье еще не кончилось. С кем же они развлекаются сейчас? С Даромилой? Желаной? Вереей?
— Мара, прекрасная, всемогущая, мудрая, — закрыв глаза, искренне взмолился Олег. — Почему я не умер? За что ты лишила меня своей милости?
Никто из пленников даже примерно не мог представить, как долго они плыли. В непроглядном мраке трюма не было дня и ночи, а сколько раз в день им кидали воду и лепешки — три, один или вовсе через день, никто не знал. Единственное, что хоть как-то позволяло ориентироваться, так это состояние ведуна. На то, чтобы он из чисто лежачего положения начал, пусть и со стонами, но садиться, должно было уйти не меньше недели. На то, чтобы вставать и ходить, не вскрикивая от боли в разбитых мышцах и ссохшихся кровоподтеках — около месяца.
Наконец снаружи послышался грохот, судно резко дернулось назад, послышались тромкие вопли — и трюм открылся уже не на пару досок, а полностью. С палубы вниз опустили узкую лестницу.
— Давайте, урусы, вылазь! — предложил один из торков, обнажив широкий меч и грозно постукивая по краю отверстия. — Вылазь, пока копьями подгонять не стали.
Пленники полезли. Выбирались они по одному, и каждого высунувшегося тут же утыкали носом в палубу, связывали руки за спиной, потом помогали подняться и толкали к сходням. Где-то часа через два под палящим солнцем выстроился весь полон.
Из-под натянутого на берегу парусинового навеса появился опоясанный широким полосатым кушаком толстяк в свободных атласных шароварах, с золотым полумесяцем на шее и в тюрбане со страусиным пером. Задумчиво теребя рыхлый подбородок розовыми пальцами, унизанными множеством перстней, он дошел до торка, что с мечом в руке стоял у сходней, и недовольно фыркнул: