― Как дела, ребята? ― Его дыхание вырывалось, как пар.
― Ничего покамест, ― ответили мы ему уныло, и он скрылся в морозном тумане, высказав надежду, что мы скоро откроем россыпи.
― Подождите немного.
Мы работали по двое на шахте, нагревая почву в течение ночи. Блудный Сын и я работали на воротах, тогда как старые рудокопы спускались в штольню. О, как невыносимо холодно был стоять там на этой грубо сколоченной платформе, вертя ручку ворота. Задолго до рассвета мы были уже на местах и спускали своих товарищей в шахту. Там внизу воздух был теплее, но работа тяжелее, труднее, опаснее.
В полдень солнце еще не показывалось и лишь слабый сиреневый свет заливал небо. Мертвая тишина царила в долине, нельзя было уловить ни малейшего движения, никакого трепета листа или былинки. Снег расстилался спасительным ровным саваном, через который пробивались лишь погребальные сосны. В этом напряженном холоде, в этой содрогающейся тоске запустения казалось, что природа смеется над нами космическим смехом.
Мы наспех варили и проглатывали пищу, ропща на каждую минуту, задерживавшую работу. Ночью мы часто были слишком утомлены, чтобы раздеться. Мы перестали заботиться о чистоте и пренебрегали собой. Мы беспрестанно говорили о результатах дневного исследования и о возможностях завтрашнего. Несомненно, мы скоро откроем россыпи.
― Подождите немного.
Наконец в один полдень случилось нечто. Избранником был Джим. Около трех часов он подал сигнал к подъему и появился, держа в руках драгу с грязью.
― Позови остальных, ― сказал он.
Мы столпились все вместе в маленькой хижине, пока Джим промывал песок в снежной воде, растопленной на нашей печке. Я никогда не забуду, с каким нетерпением мы следили за песком и за проворными ловкими движениями старика. Наконец мы увидели в грязной воде желтые блики. Дрожь радости и надежды пробежала в нас. Наконец мы добыли эту штуку, великую штуку!
― Поторопись, Джим, ― сказал я, ― или я умру от неизвестности.
Он терпеливо продолжал свое дело. Наконец на дне таза мы увидели то, что показалась нам слаще, чем женщине вид ее первенца. Оно лежало перед нами ― блестящее сверкающее золото, прекрасное золото, проклятое золото, золото в самородках.
― Теперь, ребята, вы можете порадоваться, ― сказал Джим спокойно, ― потому что там внизу, в штольне, есть великое множество таких драг.
Но мы совсем не чувствовали ликования. Что приключилось с нами? Когда счастье, к которому мы так горячо стремились наконец пришло, мы не встретили его даже весельем. О, мы были мучительно молчаливы!
Мы торжественно пожали друг другу руки.