Но вдруг я насторожился; они говорили о городе, о мужчинах и женщинах, которые прославляли, или, вернее, бесславили его. Вдруг кто-то произнес имя Локасто. «Он уехал, ― говорил Мервин, ― уехал на большое дело. Он подружился с несколькими индейцами с реки Пиль и узнал, что они открыли слой высокого качества золотоносного кварца, где-то в западной части «по ту сторону». У него был образец породы, в котором ясно было видно золото, блестевшее насквозь. Это богатейшая почва. Джек Локасто последний человек, чтобы отказаться от такого случая. Он самый отчаянный игрок на Севере, ему не хватит никакого богатства. Теперь он ушел с одним индейцем и со своим товарищем, этим маленьким ирландским телохранителем Патом Дуганом. Они взяли с собой на шесть месяцев припасов и пробудут там всю зиму.
― Что сталось с его девочкой? ― спроси Хьюсон. ― Последней, с которой он жил. Помните, она ехала с нами на пароходе? Бедная малютка! Попалась-таки этому человеку. Мало ему женщин, как он, нужно еще захватить в свои когти лучших из них. Это была славная девчурка, пока он не принялся за нее. Если бы она была моей подругой, я всадил бы пулю в его отвратительное сердце.
Хьюсон рычал, как разозленный медведь, но Мервин улыбался своей циничной улыбкой.
― О, вы говорите о Мадонне, ― сказал он. ― Она поступила в кафешантан.
Они продолжали разговаривать о других вещах, но я больше не слушал их. Я был в трансе и очнулся только, когда они встали, чтобы уйти.
― Попрощайтесь-ка лучше с этим парнем, ― сказал Блудный Сын, ― он отправляется завтра в Старый Свет.
― Нет, я не еду, ― ответил я мрачно. ― Я отправляюсь не дальше Даусона.
Он вытаращил на меня глаза, попробовал убеждать, но я решился. Я буду бороться, бороться, бороться до конца.
Берна в кафешантане! Слова не могут выразить всего, что эта простая фраза значила для меня. Два месяца я жил в тоскливой апатии страдания, но эта весть наэлектризовала меня к немедленному действию.
Когда Блудный Сын начал убеждать меня, я засмеялся горьким, нерадостным смехом.
― Я иду в Даусон, ― сказал я, ― и, если бы это был самый ад, я отправился бы туда за девушкой. Мне безразлично чужое мнение. Семья, общество, даже честь, пусть все это провалится; теперь они потеряли значение. Я был дурак, когда думал, что смогу когда-нибудь оставить ее, дурак! Теперь я знаю, что до тех пор, пока в теле моем есть жизнь и силы, я буду бороться за нее. О, я уже не чувствительный юноша, каким я был шесть месяцев тому назад. Я жил с тех пор. Я могу постоять за себя теперь. Я могу сталкиваться с людьми как равный. Я могу бороться, я могу победить. Я ничего не боюсь после того, что пережил. Я не придаю особой ценности жизни и намерен отчаянно бороться за эту девушку. Если я проиграю, значит не будет больше «меня» для того, чтобы бороться. Не старайтесь убеждать меня. К черту рассудок! Я иду в Даусон, и сотня человек не удержит меня.