Олег сграбастал мешки все вместе, взвесил в руке: килограмма три. Неплохо промысловики сезон провели, примерно пятнадцать гривен на четверых. Эти и вправду могли ради праздника девку за гривну себе позволить. А платки, серьги, ожерелье… Небось подарки женам да невестам везли. Будут теперь вдовы да девки слезы лить. И чего вас, идиотов, на чужие сладости потянуло?
— Убирай… — бросил серебро обратно на мех ведун, поднялся. — Посмотри хворост под соснами. Сучья, ветки с хвоей. Я пойду, бересты с деревьев надеру. Нам огонь нужен. Срочно.
Он кинул на снег отсеченную кисть руки. Урсула взвизгнула и отпрыгнула в сторону.
— Ты чего? — не понял Олег. — Только что трупы ощупывала, а теперь из-за куска мяса визжишь.
— Прости, господин, — перевела дух девочка. — Я не ожидала.
— Разговоры потом. Собирай хворост.
Бересту ведун не срезал, а обдирал торчащие на стволах лохмотья — березы всегда лезут, как лишайные собаки. Зато эти лохмотья были легкими и тонкими, как папиросная бумага. Ведуну даже не пришлось раздувать трут — береста полыхнула от первой же искры, только веточки успевай подсовывать.
— У них была какая-нибудь емкость?
— Кожаный котелок.
— Набей его снегом и подвесь над огнем. — Он положил руку на землю, начал сооружать рядом снежного человечка, но почти сразу спохватился: — Нет, техника гри-гри тут не подойдет. У меня есть его плоть, но нет имени.
— Что ты делаешь, господин?
— Подожди, дай подумать… Так, плоти сколько угодно… Ладно, попытаемся иначе… — Ведун подскочил к гнедой, откинул клапан чересседельной сумки, поднял крышку на туеске со снадобьями и травами, пошарил среди мешочков. — Так, ромашка для усиления чувствительности, зверобой на жизнь, летунец на зрение, подорожник, чтобы раны закрылись. Как вода?
— Я набивала полный котелок, господин… — виновато сообщила девочка: вода бурлила на самом дне
— Ничего, снег всегда так тает — пара глотков из целой горсти. Зато уже кипит. — Середин высыпал отобранные травы в воду, наклонился, добавил свое дыхание, нашептывая: — Стань, плоть земная, на ночь и рассвет, на запад и восток, на утро и вечер, и всякий час. Дохни воздухом земным, как я дышу, почуй себя, как с колыбели чуяла, узрей себя, как воду отпивая, закрой раны, как подорожник тропы выстилает.
Ведун решительно зачерпнул кипяток рукой, пронес над костром и плеснул на обрубок руки:
— Заклинаю тебя огнем! Заклинаю тебя ветром! — Второй ладонью он просто взмахнул в воздухе. — Заклинаю землей! — Кулак был всунут в снег, чтобы дотронуться до мерзлого грунта. — Заклинаю тебя водой. Ступай плоть, на закат и восход, на север и юг… — Олег выдернул из костра четыре дымящиеся веточки и поставил около руки, указывая направления. — Ступай вниз и вверх, на темень и свет. Ищи, плоть, Калинов мост, лови, плоть, жаворонка тяжелого, верни, плоть, свою душу!