— А-а-а!!! — в ужасе закричала Урсула, увидев, как скребнула снег мертвая рука.
И почти наверняка где-то в лесу взвыл от муки раненый промысловик, ощутив холод в отсеченной, отсутствующей руке. Олег облегченно перевел дух: первая часть заговора получилась. Теперь ему требовалась вода и немного крови. Он набил снег в закопченную мягкую кожаную сумочку, утрамбовал, добавил еще и придвинул к огню.
— Ты занимаешься черным колдовством, господин? — сипло поинтересовалась девочка.
— Нет колдовства черного и белого, малышка, — тихо ответил Олег. — Есть только знание, которое можно использовать на пользу или на вред. Этим вот наговором, — кивнул он на руку с подрагивающими пальцами, — этим заговором раненых да больных иной раз из самой Нави вытаскивать удавалось. Да вот пришлось и для иного дела использовать. Что-то уж совсем не везет мне последнее время. Не одно, так другое случается. На ровном месте да наперекосяк.
Снег в котелке потемнел, начал быстро проседать, утопая в мелко подрагивающей воде. Середин поднял отрубленную руку, отер место среза снегом, кинул порозовевшую массу в водицу, провел сверху рукой, наговаривая:
— Ты, вода, текла из-за гор, из-за вязей, из темной земли, из светлого родника. Хорсом согревалась, Луной красилась, травой накрывалась. Теки ныне по жилам тугим, по сердцу горячему. Что было кровью, пусть водой станет, что было водой, к плоти вернется. Теки, вода, по горячему сердцу, по тугим жилам, по сырой земле, по быстрым рекам к дальним океанам. Слово мое булат, зарок — ключ. Заклинаю кровью, и родом, и пламенем…
Ведун опять зачерпнул воды — на этот раз хотя бы не горячей, крестообразно опрыскал руку, быстро выдернул нож, срезал на одном из пальцев ноготь, кинул в огонь, принося ему жертву, и тут же залил костерок заговоренной водой. Поднялся:
— Уходим. Это место теперь долго нехорошим будет. Промысловик, даже мертвый, за рукой прийти может и вокруг будет бродить.
— А что ты сделал, господин?
— Рана у последнего из гостей наших тяжелая, но не смертельная. Перетянуть можно, заболтать, закрыть. Я же заговор сделал, чтобы рана отворилась, и кровотечение остановить было нельзя. Теперь он истечет кровью раньше, чем успеет найти помощь.
— А зачем?
— Так получается, малышка, что преступник я теперь. Ради своей маленькой игрушки четырех смертных живота лишил… — Олег вздохнул. — Сто шестьдесят гривен! Мне никак нельзя оставлять свидетелей, Урсула. Никак нельзя. Но теперь, надеюсь, про случившееся сболтнуть уже некому. Мертвы все четверо.
— Я свидетель, господин, — с некоторой даже гордостью сообщила девочка. — Я все видела.