Мне думается, что любой путник вызвал бы некоторое оживление в этой сонной деревушке. Не думаю, что путники из кожи вон лезут, чтобы посетить эту деревушку из-за ее достопримечательностей. Но когда по ее жалким улицам идет человек гигантского роста, с диким глазами, исхудавший, одетой в львиную шкуру, опираясь на заостренный посох, это должно вызвать переполох.
Сперва меня увидели малыши — они в страхе разбежались. Потом мальчики постарше и мужчины стали несмело по одному подходить ко мне, разглядывать, показывать на меня пальцами. Я слышал, как они шептались. Язык их был похож на тот, на котором говорят племена пустынь и на котором часто говорят в приграничных землях нашей страны. Я хорошо понимал их. Кое-кто считал, что я — демон, другие, что я — потерпевший кораблекрушение пират, кто-то считал, что я — разбойник. Я спросил их:
— Есть ли здесь место, где я могу получить еду и ночлег?
Они все засмеялись. Может мое произношение показалось им варварским? Потом одна из женщин указала на маленькое здание с белыми стенами, которое было не такое неказистое, как все остальные. Ветерок донес оттуда запах пива. Таверна, сообразил я.
Когда я подходил к дверям таверны, вышла женщина и посмотрела на меня. Она была высока ростом и хороша собой, глаза ее глядели прямо в глаза собеседнику. Тело у нее было сильным, плечи почти мужской ширины. Секунду она смотрела на меня, потом с силой захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Я услышал звук задвигаемого засова.
— Подожди! — воскликнул я. — Все, что я прошу — ночлег на одну ночь!
— Не здесь, — ответила она изнутри.
— Где гостеприимство? Что тебя так напугало? Послушай, женщина, я тебя не обижу!
Молчание. Потом она сказала:
— У тебя пугающее лицо. Лицо убийцы.
— Убийцы? Да нет же, женщина, я не убийца, я просто усталый путник. Да открой же! Открой!
При всей моей усталости мною овладела ярость. Я поднял свой посох и воскликнул: — Открой, или я разобью дверь!
Я заколотил в дверь и услышал, как она трещит. Тут я услышал, как открывается засов. Дверь открылась, она стояла передо мной и совсем не казалась испуганной. Челюсти ее были сжаты, руки сложены на груди. В ее глазах пылала ярость ничуть не меньше моей.
Она резко спросила:
— Ты знаешь, во что встала бы новая дверь? По какому праву ты стоишь здесь и барабанишь?
— Я ищу, где бы переночевать, а люди сказали мне, что тут таверна.
— Так оно и есть. Но я не обязана пускать каждого встречного-поперечного бродягу с бандитской мордой.
— Ты меня обижаешь, и напрасно. Я не бандит, женщина.
— А почему у тебя в таком случае такое лицо?