— Не в курсе.
— Вот как?
— Мы солдаты, Серега. Нам отдают приказ — мы выполняем.
— Каждый солдат должен знать свой маневр. Это еще Суворов сказал, — напомнил я.
— Свой, — подчеркнул Голубков. — Даже Суворов не объяснял гренадерам общий замысел.
— Я не гренадер. А вы не Суворов. Если я что-то делаю, я должен понимать, для чего. Кто в курсе?
— В Управлении, думаю, только сам Волков.
— Я хочу с ним встретиться. Голубков кивнул:
— Доложу.
— И еще, — продолжал я. — Мне нужна вся информация, которая у вас есть. Досье, агентурные данные, все остальное.
— Это сверхсекретные документы.
— Константин Дмитриевич, мы можем работать без оружия. Мы можем работать без прикрытия. Но с завязанными глазами не можем. И никто не может.
— Он прав, — заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при разговоре.
— Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш начальник, — объяснил мне Голубков. — Генерал-майор.
— Волков может? — не отставал я.
— Он-то, конечно, может.
— Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть от вашей уборщицы.
Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.
— Попробую с ним связаться, — сказал он и направился к вертолету.
— Хорошие у вас тут места, — заметил майор Васильев. — Тишина. Простор. Настоящая Россия. А там — церковь? — кивнул он в сторону Заулка, где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в закатном солнце позолотой крестов.
— Да. Спас-Заулок.
— Действующая?
— Действующая.
— Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля живая…
Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо в пойму.
Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.
— Богатый у тебя кнут, — оценил он.
— Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.
— Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?
— Чего тут трудного? — удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок прямо у него изо рта.
Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.
— Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!
— Ну, попробуй, — сказал я и на всякий случай отошел подальше.
Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.
Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.
— Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, — кивнул он мне. — Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.