— Константин Дмитриевич! Это Пастухов. У меня мало времени! Мою команду подставили в Чечне! Мои парни сейчас в грозненском СИЗО, а меня с минуты на минуту начнет штурмовать спецназ. — Тут я увидел, как очкарик оторвался от микроскопа. Взгляд у него был какой-то дикий. — Одну минутку! — Я закрыл трубку рукой: — Ну что, ты увидел?
— Увидел. Это смерть, — кивнул инфекционист.
— Ну наконец-то! Иди и расскажи всем! — Я бросил ему ключ: — Иди, иди, не бойся! По тебе они стрелять не будут!
Он нерешительно поднял ключ с пола.
— Алло, товарищ полковник! — закричал я. — Меня вы уже не спасете, так хотя бы ребят моих выручите!
Я наблюдал за тем, как парень вставил ключ в замочную скважину, повернул его и вышел. В следующее мгновение я пнул ногой стол и упал за него.
— Сережа, ты можешь объяснить мне, в чем заключается подстава?
И вот когда он задал мне этот вопрос, все и началось! Шторы на окнах начали колыхаться, будто от сквозняка — они рвались от пуль и осколков, на глазах превращаясь в лохмотья. С дверями дело обстояло не лучше. Через несколько секунд они были разнесены в щепки.
— Нас обвиняют в сотрудничестве с «чехами»!
— Что? Кто стреляет?
— С «чехами»!
На этом связь прервалась. То ли пуля попала в телефонную розетку, то ли кто-то кабель перерезал. Ну что за глупость, а! Я ему говорю: «С „чехами“», а он: «Кто стреляет?»
Стрельба не прекращалась. Я отшвырнул пистолет в сторону, лег на пол ничком и закрыл голову руками. Вполне подходящая поза для встречи бесславной преждевременной смерти.
Глава одиннадцатая. Вакцина
Док, опираясь на костыль, вышел из госпиталя нам навстречу. Он уже почти не хромал.
— Ну что, Мересьев, как насчет поездки домой? — спросил его Артист.
— Всегда, — улыбнулся Док.
— Тогда собирайся. Через полчаса вертолет на Моздок.
— Честно говоря, мужики, я глазам своим не верю. Думал, закрыли вас в тюряге лет этак на десять.
— Ну это вряд ли, — помотал головой Боцман. — Скорее небо упадет на землю…
— И боцман Хохлов перестанет жрать за троих… — подхватил Артист.
— Как живы-то, мужики?
Как живы? Честно скажу, лежа под градом спецназовских пуль, я думал, что уже никак! Но, видно, я везучий — в рубашке родился. Стрелять им быстро надоело, и они пошли брать меня живьем. Вернее, живой я или мертвый, они не знали, но очень надеялись, что мертвый. А я оказался живой! Уж не знаю, сколько минут они меня били, но только сознание я потерял почти сразу…
Очнулся в камере, все тело — сплошной синяк, встать не могу, и не потому даже, что все отбито, a потому, что к тюремной кровати наручниками прикован. Это они мне так за охранников отомстили! Мне почему-то показалось тогда, что ночью я обязательно умру. Но не умер. Говорят, у кошки девять жизней, а у спецназовца — всего одна, зато какая! Врагу не пожелаешь!