Как броуновская молекула, отталкивался он от одних и перелетал к другим, стараясь уловить ненасытными ушами малейший подробности, не пропустить самой незначительной детали.
— Вы слышали, говорят, сегодня опять появится Черный Рыцарь!
— Не может быть!!!
— Да! И он будет сражаться за руку и сердце принцессы!
— Генри, не отставай, потеряешься…
— А вы знаете, я слышала, будто он — сын Лотранского короля…
— Кевин Франк?!..
— Да нет же! Это невозможно, милый!
— Сосиски! Горячие сосиски!
— Еще как возможно, Люсиль!
— Шарлемань его ненавидит!
— Что булочник может понимать в политике!..
— От сапожника слышу!
— Но он-то любит принцессу Валькирию и жить без нее не может!
— Я тебе потом объясню, сынок…
— Ах, как это романтично, друг мой!..
— Да-да, в этом-то все и дело!
— Парочку сюда, мальчик…
— Я совершенно точно знаю, что именно поэтому король боится, что к вечеру он получит Кевина Франка в зятья.
— Сам-то он хочет выдать ее за генерала Айса!..
— Горячие сосиски!
— Так вот почему тот остался здесь, в то время, как вся армия ушла на запад сражаться с Шантоньцами!
— Конечно! А вы как считали, любезнейший!
— Генри, Генри, иди сюда, проказник!..
— Ну уж против Айса ему не выстоять, будь ты хоть сам Карл Великий!
— Да… Боюсь, ты прав, Эгон…
— Но есть еще Георг фон Ривин, и сэр Ганн…
— Эй, ты, с сосисками!..
— А Алекс де Жадан и…
— Да сэр Вильям Фрей…
— Ах, как это романтично, друг мой!..
— Сосиски! Сосиски!!!
— Черный Рыцарь…
— Генри! Вот вернемся только домой!..
Обрывки разговоров на одну и ту же тему доносились со всех сторон до Ивана — принцесса Валькирия, Айс, Черный Рыцарь, Шантонь, Шарлемань… И сосиски.
Ошалевшего царевича толпа вынесла на край леса, туда, где раскинулись шатры участников турнира — претендентов на руку благородной Валькирии. Там и тут, среди деревьев расхаживали оруженосцы, герольды, слуги, а иногда через откинутый полог шатра удавалось поймать краем глаза священнодействие — облачения рыцаря в боевые доспехи.
Иванушка сам не заметил, как оказался у самого крайнего шатра, черного, наполовину скрытого в густых кустах. Боевой конь стоял рядом, полог был отогнут, и ни вокруг, ни внутри никого не было.
В голове взялась из ниоткуда и угнездилась прочно шальная безумная мысль.
С рассеяно-безразличным видом царевич прошелся пару раз мимо — никто не обращал на него абсолютно никакого внимания. Никого просто не было вокруг. И тогда он набрался смелости, севшим от волнения голосом пискнул: «Можно войти» и, не дождавшись ответа, бочком просочился внутрь.
Там, на богатом пушистом ковре, лежали разложенные доспехи. Черные, как безлунная полночь, они матово поблескивали под случайным лучом солнца, упавшим сквозь откинутый полог и, казалось, жили своей, отдельной жизнью. Иванушка буквально мог слышать властный тихий зов вороненого металла, приказ, повеление, противиться которому он более был не в силах. И он поднял с земли остроклювый шлем с черным пером и дрожащими руками опустил себе на голову…