Историю эту я вспомнил кстати. Нужно было всё обдумать, всё принять во внимание и главным образом то, что планета обитаема. Не будет ли слишком легкомысленным оставить самолёт без охраны? Конечно, но что поделаешь? Я снова вскочил на крыло, взял в каюте маленький излучатель — конусообразный аппарат с широкой рукоятью, — перевесил его через плечо и пошёл к обрыву. Через минуту я уже был у самого края.
Внизу, кое-где поднимаясь вершинами почти до того места, на котором я стоял, рос Мёртвый Лес. Глаз останавливался на кустах с длинными блестящими ветками, на конусообразных сталагмитах, каких-то полупрозрачных массах, лежавших, словно клубки змей, на бугристых сосульках, ощетинившихся отростками, похожими на кораллы или на полипы. Эти растения казались искусственно изваянными и были похожи на те, какие рисует мороз на стекле, но только ещё расцвеченные во все цвета радуги. Верхушки, блестевшие отражённым светом, создавали иллюзию волнующейся поверхности моря. Через некоторое время я заметил, что всё размещено было здесь не так уж хаотично: кое-где виден был определённый порядок. Неподалёку от моего наблюдательного пункта край обрыва поднимался на несколько метров. Я взошёл на это срезанное с одной стороны возвышение, чтобы увидеть как можно больше. Метрах в трёхстах от меня в глубине Мёртвого Леса виднелась большая впадина. Окружавшие её минеральные образования были ниже остальных и более округлой формы. Самый центр впадины, окружённый, видимо, кольцеобразным валом, как мне представлялось, был совсем гладким, но я не мог сказать этого наверняка, так как его частично заслоняли кроны ближайших деревьев. Зато я видел ясно, что чем дальше от этого места, тем выше и остроконечное становятся мёртвые деревья. Я решил спуститься и рассмотреть их поближе. Обрыв, которым кончалась равнина, шёл везде отвесно. От уровня Мёртвого Леса меня отделяло не более четырёх метров. Я заколебался. Кристаллические изваяния, светившиеся чистым и каким-то застывшим блеском, стояли совсем близко подо мною. Любопытство превозмогло. В последнюю минуту, когда, ухватившись за край обрыва, я уже сползал по его отвесной стене, у меня мелькнула мысль: «А была ли при конструировании скафандров предусмотрена возможность совершения в них прыжков?» — но, слегка оттолкнувшись вниз, я уже упал на четвереньки, потом встал и повернулся спиной к стене обрыва. Мёртвый Лес стоял прямо передо мной.
Но сейчас он выглядел не так, как с высоты. Это действительно было что-то вроде окаменелых полупрозрачных стволов, расщеплённых вверху на острые разветвления. Выше и ниже, над самой головой и у самой земли, торчали осыпанные мельчайшими иголочками иглы — не то листья, не то рога, — и в их глубине переливались и чередовались яркие радуги.