Все потихоньку подтягиваются в Лондон. Вчера вечером я обедал у Карлайлов и выставил себя совершенным болваном, сознавшись, что две недели просидел в городе. Все остальные хвастаются, как весь август стреляли куропаток в Шотландии или устраивали парусные гонки вокруг острова Уайт.
Я уже радуюсь нашей завтрашней встрече. Хорошо бы, мы уже были женаты!
Как всегда, мысленно посылаю тебе тыеячу поцелуев.
Твой навеки,
Фредди».
Отъезд Камдена не прошел незамеченным. Важность этого события, была столь велика, что уже через тридцать шесть часов; весь Лондон знал: маркиз Тремейн собрал вещи и освободил дом жены. Что и говорить, ни телеграф, ни даже телефон по скорости распространения и охвату не могли сравниться е передачей сплетен из уст в уста.
«Что бы это значило?» – будоражил умы один и тот же вопрос. Победа осталась за леди Тремейн? Неужели лорд Тремейн окончательно сложил оружие? Или только отступил на время, чтобы собраться с силами?
Джиджи хитрила, изворачивалась и уклонялась от ответа, когда могла. Если же ее припирали к стенке, она врала в глаза. «Не знаю», – твердила она направо и налево, Говорила, что лорд Тремейн не сообщал ей о своих планах, поэтому она не знает, каковы его намерения, – не знает, не знает, не знает…
Бумаги для развода напечатали заново – требовалась только ее подпись. Она велела адвокатам придержать их. Гудман спросил, что делать с мебелью и безделушками в спальне Камдена – вынести, накрыть чехлами или полировать каждый день в ожидании его возвращения? Она приказала оставить все как есть. Мать засыпала ее телеграммами, но Джиджи выбрасывала их, не читая.
Но Фредди она игнорировать не могла. Фредди, благослови его Бог за долготерпение, уже начинал бить тревогу. «Что слышно от адвокатов лорда Тремейна? – спрашивал он при каждой встрече. – Жаль, что мы не можем пожениться. Прямо сейчас». В его мольбах проскальзывал страх, какое-то горячечное исступление. Джиджи каждый раз потчевала его уже набившей оскомину небылицей, а потом ненавидела себя за это еще сильнее.
Только Крез не задавал ей вопросов. Но после отъезда Камдена он понуро бродил по дому, словно тень. Джиджи часто заставала песика в зимнем саду, где он дремал на любимом месте хозяина – в плетеном кресле с блекло-голубыми узорчатыми подушками и обожженным сигарой подлокотником; казалось, кресло терпеливо ждало возвращения маркиза.
Сохранять всеми правдами и неправдами этот статус-кво было все равно что жонглировать раскаленными ятаганами. Джиджи просыпалась без сил и ложилась спать полуживая от усталости – шутка ли отбиваться от пытливых расспросов сотен знакомых, уклоняться от встреч с матерью, сюсюкать с Фредди и скрывать правду даже от самых близких друзей.