Она целует его в шею.
– Да, я твоя. Навсегда. Твоя и только твоя.
– Ну, – говорит он с комическим негодованием, – я на это надеюсь. Если какой-то мужчина осмелится вообразить… он рискует головой.
«А ты?» – думает она. Руки, которые слишком долго не отнимают при рукопожатии или когда подают пальто; глаза, которые зовут и обещают, блестящие, сверкающие. Нет, нет, это все твое воображение, Хенни. Твои воспоминания. После всех этих лет, прожитых в этом доме, который вы вместе создали, в доме, в котором спит ваш любимый сынишка, на этой кровати в объятиях мужа, ты все еще помнишь. Но ты не должна. Не должна ради собственного покоя и душевного здоровья. Ты должна внушать себе, что все обстоит так, как тебе того хочется.
– Хенни?
– Да?
– Сердце мое!
Сердце мое – он любит называть ее так.
– Мы прошли долгий путь вместе.
– Да.
– Ты чудесная женщина. Ты хорошо на меня влияешь. Мне покойно с тобой.
Она хорошо на него влияет. Она знает, что это правда.
– У мальчика сегодня был настоящий праздник.
– Да, он чувствовал себя в центре внимания. Дэн зевает.
– Если мы заснем прямо сейчас, мы сможем проснуться пораньше и начать день, как положено, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Она понимает.
– Неужели тебе мало? – спрашивает она, придвигаясь к нему.
– Знаешь, есть такая примета: ты весь год будешь заниматься тем, с чего начнешь первый новогодний день. Вот будет здорово, если примета сбудется, как ты считаешь?
Хенни смеется.
– Изумительно, дорогой.
Нет, никаких сомнений нет и быть не может. Ему хорошо с ней. В таких вещах мужчина не может притворяться. Вот если бы только она была уверена, что она единственная.
Прекрати, Хенни, прекрати сейчас же.
– Я засыпаю, – говорит он.
– Я тоже.
Она закрывает глаза. Лежа в тепле, она и вправду начинает засыпать. Ей чудится, что сквозь закрытые веки она видит что-то розовое. Целых девять лет прошло со дня пожара, изменившего их жизни, а они все еще любят друг друга и всегда будут любить.
Конечно, всегда… Разве не так?
За блестящим фасадом периода, получившего название «Belle Eroque», с его чувственным изысканным искусством, новой, непривычной для слуха музыкой, со всей его роскошью и утонченной красотой просматривались мрачные пугающие задворки.
Активность анархистов, организовавших убийства итальянского короля, австрийской императрицы и африканского президента, вселяла ужас в сердца европейцев и американцев. Представители других общественно-политических движений, не столь радикальные, как анархисты, но не уступавшие им по убежденности и решительности – социалисты, суфражистки и борцы за разоружение – тоже не сидели сложа руки. Они проводили митинги, устраивали марши протеста, собирали подписи под петициями, выступали на страницах печатных изданий. Писатели и журналисты начали крестовый поход против засилья коррупции, нечеловеческих условий труда на скотобойнях, эксплуатации детского труда, грубого унизительного обращения с рабочими на нефтяных скважинах в Пенсильвании.