— Ты боишься меня? — Безразлично отозвался Люк, разглядывая очередную порцию белоголубых машин с мигалками.
— Боюсь?! Да тебя убить готова!? Смотри на меня! — Вырвалось у нее.
Люк повернулся, ее глаза покраснели. Волосы растрепались, на блузке оторвались две верхние пуговицы, и теперь выглядывало очаровательное розовое кружево от интимного туалета. Она больше не выглядела испуганной, скорее яростной.
— Кто. Ты. Такой? — Раздельно произнесла Женя.
— Ты действительно хочешь знать? — Просто поинтересовался он, подняв одну бровь.
— Нет. Совсем не хочу. — Отрезала девушка и, схватив сумочку, выскочила на проезжую часть, уже торопясь к пешеходному переходу в сторону метро, обозначенного ярко-красной светящейся буквой.
— Женя!!! — Выбравшись из машины, позвал Люк. Неожиданно потребность остановить ее перехлестнула даже злость.
Она обернулась и отрицательно покачала головой:
— И еще я не уверена, что хочу тебя сейчас видеть.
Люк чертыхнулся, следя за ее худенькой фигуркой, торопящейся пересечь дорогу на зеленый свет. Женя забыла в чужой угнанной машине пакеты с покупками.
Люкка быстро забрал у Оскара сверток для Руты, и скоренько отбыл, пока в городе не началась шумиха. Сейчас поездка вышла даже на руку. Он ничего не оставлял в Городе, единственный человечек, о котором он сейчас беспокоился, находился в другой параллели. Далеко от замесившейся грязи. В безопасности.
Люк остановил автомобиль перед полуразрушенным домом, откуда несколько дней назад впервые попал в квартиру Жени. Мужчина разглядывал пустые глазницы окон с разбитыми стеклами, провал входа без двери и с вывернутыми петлями, ступени, поднимавшиеся на второй этаж, и тихо сходил с ума.
Ночь блестела звездами, под обрывом переливался огнями город. Кажется, Люк стоял здесь уже несколько часов. Он вышел из машины, резко и громко хлопнув дверью, и направился к мертвому подъезду.
Я провела отличный, очень насыщенный день — выпила очередную банку кофе на кухне и, зачадив всю квартиру, спалила в пепельнице целую пачку ментоловых сигарет, ведь после прогулки с Люком даже от незажженной папиросы, засунутой в рот, меня выворачивало наизнанку.
В квартире стояла грустная пустота, ничего не могло нарушить ее: ни стук соседей сверху, ни смутные голоса, доносившиеся из-за стены. Я вслушивалась в тишину и ждала шагов. Сумерки затопляли комнату, холод пробирался под одежду, студил покрывало на постели. А потом вдруг полились слезы. В один момент, такие же горькие, как мой страх. Мне казалось, что в груди образовалась большая рана, и она не давала дышать. Прикусив губу, чтобы не завыть в голос, я всхлипывала, уткнувшись в подушку, и не могла остановить проклятую боль, заставить ее исчезнуть хотя бы на мгновение. Я не боялась его, я боялась, что Люк больше никогда не придет.