«Если хотите говорить о началах древняго русскаго мышления и быта, которыя представляются добрым старым временем для новейших ретроспективных мечтателей, то должно иметь в виду в особенности Иосифа Волоцкого, который ярче, чем кто–либо из старых писателей той эпохи, высказал ее политические, церковные и общественные взгляды. Смысл их очевиден: это — полное подчинение общества и личности известному преданию, постороенному частью на подлинных, частью на сомнительных церковных авторитетах, подчинение, не допускавшее никакой новой формы жизни и новой мысли, отрицавшее их со всею нетерпимостью фанатизма, грозившее им проклятиями и казнями, поставлявшее нравственную жизнь в обрядовом благочестии и просвещение — в послушном усвоении предания, в упорном застое. В этом понимании вещей были уже выработаны те начала преследования, какие на западе исполняла инквизиция, и было выработано представление о «богонаученном коварстве», т. е. обмане, который будто бы допускается или даже преподается самим Богом для благой цели уловления еретиков, представление, совпадающее с известным правилом, что цель освящает средства»[87].
«Они (Геннадий и Иосиф) оставались в заколдованном круге старых книжнических понятий»[88].
«Редкая начитанность не могла, однако, сделать его (Иосифа) образованным богословом, и он далеко не свободен от обычных недостатков старинного книжника»[89].
Однако то, что Геннадий и Иосиф, как это совершенно очевидно, не могли, да и не желали выбраться из того рутинного потока, в который поместили их время и религиозный формализм, еще не означает, что не было людей, которые были бы способны вырваться за пределы этой системы. Геннадий же и Иосиф Волоцкий были лишь «в особенности характерны»[90] для разбираемого нами периода времени и сумели усугубить присущие русскому обществу костность и формальный консерватизм, неизбежно подготавляя раскол XVII века.
«Действительно, вчитавшись в писания Иосифа Волоцкого, мы будем уже приготовлены к писаниям протопопа Аввакума»[91].
Естественным будет предположить и то, что разные люди (в зависимости от своего положения, воспитания, социального происхождения и т. д.) находились на разных ступенях той лестницы, которая уводила прочь от этой системы.
К примеру, занимавший почти такое же, как Иосиф, положение Нил Сорский и стоящее за ним движение нестяжателей, являют собою прорыв из того узкого и тесного круга, которым Иосиф Волоцкий и Геннадий очерчивали религию.
«Нил Сорский, — пишет исследователь Жмакин, — отрицает слепое механическое отношение к каждой букве Писания и рабское благоговение пред каждой отдельной фразой. Напротив, он рекомендует разумное самодеятельное изучение Божественных Писаний… Критический принцип, находящийся в основе всего мировоззрения Нила Сорского, положил особенный отпечаток на все его частные воззрения… Он остановился на самом существе христианской религии. Сущность христианства сосредоточивается на учении Иисуса Христа, изложенном в Евангелии, и на учении апостолов, заключавшемся в их посланиях»