Меня презренной среди всех презренных,
Горчайшей среди женщин всей земли,
Той, чьё людей слезами смыто будет имя.
ХОР
Дух укрепи свой: разве не такой же бог
Нам Случай, неизбежностей родитель?
Несчастья посылают нам разгневанные боги,
Да не увидим мы и больших наказаний.
АЛФЕЯ
Мой дух сам на себя восстал, и ныне я
Кричу от этих бед из глубины души моей,
Что сносит боль и зло, и дни страданий,
И эту жизнь — неизгладимое бессилье.
Слаба, слаба, исполнена позора; и дыханье
Моё мне тошно, и весь мир, и яростные боги.
Где искупление? Что исцелит меня? Вернёт
Мне силу ног и цвет лица? Трава какая
Даст мне покой? А излеченье? А свободу?
Какое снадобье, питьё какое, боги, ныне
Меня сравняет с вами или со зверьми,
Что жрут, деля добычу со спокойным сердцем?
Мы видим их, но сами мы не можем
Вести жизнь как у тех природных тварей,
Что существуют по привычному закону,
Бездумно веселясь; а мы больны,
Смеясь иль плача, равно слепы, знанье
Теряем, свет лица и благородство сердца,
И руки слабы, и рассудок; каждый день
Грешим, и жаждем пищи, в злобе умираем.
Безумье вы послали нам, а не здоровье,
Грехи — за что, не знаем мы; и смерть
Возмездьем за грехи, внезапную погибель.
Что нам сказать теперь? Что нам пошлёте?
ХОР
Увы, но это участь всех людей.
АЛФЕЯ
Нет, не желаю я, о боги, чтобы эти двое
Погибли словно две презренные собаки,
Что падаль жрут; но чтобы через смерть
Почёт и честь дарованы им были, пламя
От погребального костра золу в лицо врагам
Метало, ослепив их; пусть никто не скажет:
«Вот там они лежат, и весь огромный род
Не вспомнит их, их никому не жалко,
Никто к могилам их нейдёт, сердца спокойны,
Ничья душа не пожалеет их, нагих, убитых,
Униженных и брошенных, слезами не омытых».
Печальной Эврифемии душа во тьме загробной,
Узнает, будто сыновья её сошли под землю
Неотомщённые, без должных похорон — бродяги,
А есть у них сестра — царица. Это будет стыд
Похуже нынешнего горя. Как его избыть,
Не знаю вовсе, ибо вижу: любит сын меня,
Как любит новорожденный младую мать,
От юных лет росла его любовь ко мне,
От тихого дитяти до могучего мужчины та же,
Я с ней борюсь, но нелегка мне битва:
Любовь глубоко в венах человечьих скрыта,
Её не смыть потоком горьких слёз.
Но всё ж они не упрекнут меня, хотя и умираю,
И не она, что с мёртвыми в просторном мире том,
Родная мать, среди теней опавших будто листья,
В полях покойных, недоступных свету дня;
Ей горькую доставлю радость, скромную хвалу,
Царице, что и дочь царицей воспитала строгой,
И хоть костёр мой и меня в себе сожжёт,
Восславлю смертью мать и сыновей её.
Богам любые можно исполнять желанья,