Аталанта в Калидоне (Суинберн) - страница 37

На первую страницу
Но здесь нашёл я ту, что всех чудесней,
Грознее: непорочна, девственна богиня,
Пред ней, бесстрашный, ощущаю трепет,
Люблю и почитаю выше всех богов.

Мелеагр один, среди всех действующих лиц, не поддается мороку страха и раздора, создаваемому царицей. Почему? Потому что он бывал в иных странах, одерживал победы и привык полагаться на себя, на боевых друзей, на благосклонность богов; что ему заботы матери! Но в ее руках до сих пор хранится его смерть….

Непонятно, знает ли сам Мелеагр об этом? Эта неопределенность свойственна и мифу, сохранена она и в трагедии Суинберна. Завязавшийся клубок семейных ссор, за которым — желание наказать принца за непослушание, за предпочтение чужих богов своим родственникам, за выход из системы местных ценностей — растет, захватывая новых участников. Сам царь Этолии стремится помирить жену и сына, но Алфея готова пожертвовать всем и всеми ради сохранения единственной интересующей ее разновидности власти — власти над детьми. И она выступает уже и против мужа. Льются потоки слов о любви и заботе — с требованием смириться и вновь идти «под юбку»:

Умён ты, царь, но лучший ум хромает, 650
И справедлив, но рок сильнее правды,
И боги с равной силой поражают
Уста и честные и лживые, льют кровь
Святого и злодея в прах единый.
Довольно мудрых слов, что остужают,
Ведь сердце преисполнено огня,
От нежности, любви к тебе пылая,
Мой сын; и расширяются глаза,
Лишь на твое блестящее оружье
Взгляну, о славный; от любви к тебе 660
Глаза темнеют, наполняются слезами,
Душа пылает, прерывается дыханье….
Но Мелеагр с достоинством отстаивает свое право на любовь и служение:
Царица, моё сердце прожжено слезами
Твоими, и от жалости ослабли члены,
Любовь к тебе стесняет грудь и полнит горем:
Тебя узнал я раньше всех, твои глаза
И грудь боготворю, привязан духом
К тебе, люблю навеки всей душой.
Нет для мужчины ничего ужасней, 720
Чем видеть мать свою в тоске, несчастье.
Но будь что будет: мы живём лишь раз,
Прошедший день вовек не возвратить.
Часы и годы нас сильнее, мы
В их власти; Зевс, отец небесный наш,
Единый кормчий множества творений,
Взгляни на нас скорей и помоги,
Иль воздержись, коль хочешь ты иного.

Хор, как и в древнегреческой трагедии, становится усилителем страстей, толкователем тайных побуждений героев. Сбивчиво и дисгармонично звучит он теперь, в постоянных перебоях ритма, хаотических рифмах выражается нагнетание атмосферы недовольства, тревоги, отчаяния:

Зачем же явилась ты,
Когда ветры гуляли свободно,
Как весенних злаков цветы,
Как пена просторов водных?
От рожденья горька ты была,
Следующая страница