– И что?
– Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино. Хочешь расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц из Дома, хотя… А матушка, небось, попроще. Бастарду тоже всякая судьба выпадает. Нет у папаши наследника – вот и растят в роскоши. Мало ли как сложится… вдруг придется род наследовать.
Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.
– А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила. И тут уж… стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался, верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя… на рудники отправил. Все лучше, чем помирать. Так?
– Не… не совсем…
Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.
– Перестань, – я присел рядом, и рукавом его же рубашки утер слякоть. – Нечего жалеть. Жизнь крутит-вертит, а Искупитель правду видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно… такое сокровище осталось, что мне и не снилось никогда.
Марк тут же затих.
– Да не буду я Слово пытать… Скажи лучше, что ты чуешь при этом?
– Холод.
– И все?
– И все. Словно руку в темноту протянул, но знаешь, что должен найти. И находишь. Холодно только.
– Понятно. Значит, все равно, что жратву с ледника воровать. Ничего особенного.
И что это все мысли к еде сводятся? Марк уставился на меня. Удивленно сказал:
– Вы смеетесь. Вы же смеетесь!
– Да. А что, нельзя?
Он неуверенно улыбнулся:
– Нет, я не думал, что вы умеете. Вы все время такой мрачный.
– Знаешь, Марк, брось свое «вы». Я тебе не граф, да и ты мне не принц. Оба мы беглые каторжники, один молодой, другой старый. Договорились?
Мальчик кивнул:
– Ладно. Ты прав, вор Ильмар.
– А ты молодец, бастард Марк, – вернул я любезность. – Дворцов, может, и не наживешь, но и не пропадешь. Ты хоть что-то делать обучен?
– Кое-что.
– Например?
– Фехтовать. Стрелять.
Я не сразу его понял. Кто же ребенку оружие доверит?
– Из пулевика?
– Да.
– Тебя и впрямь в наследники готовили, – признал я. – Что ж, полезное умение. Значит, воевать обучен. Дюжину-то начал?
Мальчишка сжал губы. Неохотно выдавил:
– Не знаю. Может быть.
– Это плохо, – я покачал головой. – Пока точно не узнаешь, считай, что начал. Дюжине как счет ведут? Если ранил кого, и за неделю не помер – значит, не в счет. Если не убил, а дал помереть… ну, вот если бы я тебя на улице страже бросил, – так тоже не в счет. Это судьба. Но если точно не знаешь – считай, что убил. Так спокойнее.
– Я знаю.
– Хорошо. Диалектам обучен? Романский ведь тебе не родной, верно?
Марк промолчал.
– Не родной, чувствую. Да не беда, ты на нем говоришь здорово, не придерешься. Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает. Русский ты знаешь – слыхал, как ты с кузнецом говорил. По-галльски говоришь?