Когда дверь в комнату приоткрылась с резким скрипом, я с трудом подавил вопль.
Но это была не Вик с посиневшим лицом. И не смерть в белых одеждах.
Это была всего лишь обезьяна.
Да. Было бы глупо думать, что она упустит такой момент.
Обезьяна вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Двигалась она медленно и торжественно, насколько торжественно может двигаться обезьяна.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я и не узнал своего голоса.
– Ми-и не знаем. Ми-и прийти были должны. Звал ты, – пискнула она.
– Я тебя не звал.
– Пива нет?
Мне захотелось запустить в нее бутылкой. Удержало только то, что на дне еще оставалось виски.
Обезьяна прошествовала через всю комнату к окну и запрыгнула на подоконник. Села на него, свесив задние лапы и хвост. Я удивился, как она ухитрилась уместиться на узкой полоске дерева.
– Молчишь чего? Нету пива?
– Нет, – устало сказал я. – Есть виски. Тебе ли не знать…
Обезьяна фыркнула и посмотрела в окно.
– Рассвет скоро совсем, – сообщила она.
Меня передернуло.
– Не ходи к ней. Что увидишь, не понравится. Плохо там будет. Не понравится. Не ходи. Скажем, можно когда будет.
Я сделал глоток виски. Глоток получился больше, чем нужно. Я тяжело закашлялся.
– Ответила на вопросы она? – спросила обезьяна.
– Кажется, да. Я пока не все понял, но со временем пойму.
– Понимать необязательно уже.
– Почему?
– Больше не в ее лабиринте. Ты. Ушел. Совсем ушел. К себе.
– Хочешь сказать, что я все-таки сделал то, для чего пришел в ее жизнь?
Обезьяна закивала. Мне показалось, что она сейчас свалится с подоконника.
– Что же я такого сделал?
– Неважно. Не все равно понять ты.
– Мне все равно не понять? – переспросил я.
– Ну да. Ты не понимать. Даже ми-и не понимать. Хотя ми-и понимать много. Куда больше ты чем. Ушел просто все и. Не надо знать больше. Не понять ты.
– Может быть, и так, обезьяна. Может быть, и так… Впрочем, это уже и неважно. Сделал и сделал. Но она все равно умрет. Ведь умрет, да?
– Умрет, да. Все умирать. Ты. Даже ми-и умирать.
– Да я понимаю… Но от этого не легче.
– Смерть помогать жить. Нет смерти, жить плохо.
– Почему это?
И тут обезьяна еще раз удивила меня. Хотя это казалось уже невозможным.
Она тяжело вздохнула и опять заговорила голосом негра. Без всяких идиотских «ми-и» и перестановки слов.
Она сказала:
– Если смерти нет, то ты не оторвешь от дивана свою задницу, чтобы хоть что-то сделать. Ведь любая цель в бесконечности будет достигнута, поэтому пропадает интерес целеполагания. Понял? Предоставь в твое распоряжение вечность, ты палец о палец не ударишь. Неизбежность смерти заставляет тебя быть хоть в какой-то степени человеком. И хватит стонать. Прими все, как есть. Эта девушка сделала для тебя то, чего не могли сделать родители и учителя, вместе взятые. А ты сидишь и тоскуешь непонятно о чем, вместо того чтобы радоваться.