И тут маска заговорила. Она сказала голосом Вик:
– Все-таки ты полный придурок. Я уже жалею, что связалась с тобой.
Мир оттаял. Вздохнул. Зашевелился. Зашелестел.
Женщина сделала глоток и чуть поморщилась, когда раскаленный кофе обжег нёбо.
Официантка выпрямилась и засеменила к стойке. Вежливая улыбка медленно трансформировалась в гримасу «провались-эти-гайдзины-пропадом».
Гомосексуалист глубоко затянулся и выпустил струйки дыма через тонкие ноздри.
Старая иностранка воткнула палочки в гохан и хмуро заковыряла в нем.
Я вытер испарину со лба. Похоже, что скоро и я стану выбивать футон по ночам. А может, начну вытворять еще что похуже.
Мне хотелось думать, что все это было игрой воображения. Очень качественной, правдоподобной игрой. На худой конец – галлюцинацией. Но глубоко внутри я был уверен, что никакая это, к чертям, не галлюцинация. Вот так, просто, без всяких доказательств и попыток объяснить. Не галлюцинация и все.
– Что у тебя с лицом? – донесся до меня голос Вик.
– Да ничего. Наверное, просто устал, – соврал я. – Была тяжелая неделя. И непростой выходной.
Мы, японцы, гении намеков. Но Вик не обратила на этот мастерский намек никакого внимания. Ее волновало только одно – собственные бредовые идеи.
– Я решила сказать тебе, зачем ты мне нужен, – проговорила она таким тоном, что я, по идее, должен был рассыпаться в благодарностях.
– Говори.
– В этом городе у меня нет ни друзей, ни даже знакомых. Я переехала сюда не так давно. Раньше жила в Иокогаме. Впрочем, – она усмехнулась, – и там никого у меня не было…
Она взъерошила волосы. Мужской жест. Но у нее получилось очень естественно. Естественнее, чем это получается у некоторых мужчин.
– Так вот, – продолжила Вик, – я не хочу, чтобы мой труп обнаружили пару недель спустя абсолютно незнакомые люди.
– Ты хочешь, чтобы твой труп нашел я? Представляю себе! «Моси-моси,[8] привет, это я, Вик. Сейчас я начинаю глотать таблетки, будь добр, приезжай ко мне часа через четыре. Ключ будет под ковриком» – «Понял, приеду обязательно, только доварю рис»… Сама-то понимаешь, что говоришь?
– Ну, не совсем так, – серьезно сказала она. – Я пока еще не знаю, как все устроить, но подумаю. Время есть… И потом, дело не только в обнаружении трупа. Я хочу, чтобы кто-нибудь был со мной в последние дни. Но главное – я хочу, чтобы отец думал, что жива.
– Что?!
– Я хочу. Чтобы. Отец. Думал. Что я. Жива. – четко сказала Вик.
– Зачем тебе это?
– Я люблю его, – просто сказала Вик. – Люблю и все. Хотя, честно говоря, любить его особенно не за что… Каждый год, поздравляю его с днем рождения. Посылаю открытку… Иногда он мне отвечает. Редко. И никогда не подписывает открытки. Слов нет, просто картинка. Три года назад это был Большой каньон. Пять лет назад – Статуя Свободы. Банальщина … Но лучше, чем ничего. Так вот, я хочу, чтобы он продолжал получать открытки после моей смерти. Конечно, вряд ли он заметит, если они вдруг перестанут приходить… Но… Исчезать бесследно противно. Чем-то напоминает сперму, высыхающую на простыне.