Через несколько ярдов Хамфри снова замутило, и он лег лицом вниз. Рана начала болеть. А вдруг он умрет от потери крови? «Умереть в канаве» – эту зловещую фразу часто произносил Джозайя Шедболт, характеризуя ею логический результат праздности, безбожия, тщеславия и легкомыслия. Умереть в канаве означало не иметь ни друзей, ни дома, ни средств к существованию. Несколько минут Хамфри лежал без движения, внезапно ощутив позорное клеймо своего внебрачного происхождения и чувствуя себя ублюдком, который, несмотря на некоторые преимущества воспитания, оправдал предубеждения, испытываемые обществом к этой категории людей. Он пустил на ветер все свои возможности, стал бесчестным и лживым, распутным и морально нечистоплотным, вел преступную жизнь и теперь должен умереть в канаве.
Вспоминая свою никчемную и преступную жизнь, Хамфри не мог не подумать о Летти, образ которой сразу же возник перед его глазами, как некогда ночью в Кембридже. Казалось, она молит его не умирать и не покидать ее. И внезапно Хамфри ощутил прилив сил. Он не умрет здесь, непременно доберется туда, где ему окажут помощь, а завтра отправится в Депден. Необходимо спасти Летти от губительного влияния миссис Роуэн и подчинить ее своей воле. Он заберет ее, и они начнут новую жизнь.
Хамфри приподнялся и вновь пополз по канаве.
Казалось, прошло много времени, прежде чем он услышал шаги и голоса преследователей и вновь прижался к земле. Оба врага шли по дороге, время, от времени поднимаясь с фонарями на насыпь. Они прошли мимо Хамфри на сотню ярдов вперед, а потом вернулись.
– Ну, с Дрисколлом мы разделались, а это самое главное, – сказал один из них.
– Да, но я хотел бы добраться и до того, кто прикончил Пита, – отозвался другой.
– По-моему, я всадил ему пулю между лопаток.
– Ладно, не будем терять время. Вернемся и доложим офицеру.
Голоса удалялись в направлении фермы Планта. Хамфри полз на четвереньках еще пять минут, потом осторожно вылез из канавы и двинулся к городу с максимальной скоростью, на которую был способен, шатаясь, словно пьяный, из стороны в сторону. В голове у него стучало, дышать приходилось быстро и поверхностно, так как глубокие вдохи усиливали боль в спине. Но он знал, куда идет, и был уверен, что достигнет цели.
Добравшись до городской окраины, Хамфри повел себя осторожнее, готовый при малейшей опасности скрыться в саду или в дверях дома. Но он никого не встретил. Жители городка зимой рано ложились спать, и, хотя в окнах кое-где еще горел свет, на улицах никого не было.
Доктор Коппард тоже давно отправился бы в постель, но в девять вечера его вызвали к больному, а вернувшись через полтора часа и обнаружив горящий камин, он решил насладиться перед сном последней трубкой. Старик, как он и говорил Хамфри несколько недель назад, начинал ощущать тяготы возраста и большинство своих больных препоручил заботам молодого ассистента. Последние несколько дней напряженной работы утомили его, и он заснул, прежде чем успел как следует раскурить трубку. Звонок Хамфри не смог его разбудить, но звук открываемой двери комнаты миссис Гэмбл заставил его подняться. Он зашаркал в холл, крикнув экономке: