Я очень горевала, узнав об отъезде отца, но он утешал меня, говоря, что будет навещать нас при каждой возможности.
– Когда ты будешь постарше, я расскажу тебе все, – сказал он. – А теперь ты должна ждать и верить, что, как только я освобожусь, я тут же приеду повидать мою леди Мэри.
– А можно я поеду с вами в Оксфорд? – спросила я.
– Это доставило бы мне большое удовольствие, – сказал он, улыбаясь. – Но, увы, это не в моей власти. Но когда-нибудь… скоро… мы будем все вместе… твой маленький братец, твоя сестричка, твоя мама… все семейство Йорков.
Нам пришлось долго ждать этого времени.
Между тем я подрастала. Периодами я ощущала смутное беспокойство. Внезапно исчез куда-то дедушка Клерендон. Мы и вообще его редко видели, но казалось странным, что даже имя его перестали упоминать. Мне было известно, что он очень важная персона, лорд-канцлер, друг короля и моего отца, разделивший с ними изгнание. Он был отцом моей матери, так что было непонятно, почему мы перестали говорить о нем.
Правда, я слышала, как кто-то сказал, что ему повезло и он скрылся, а то не миновать бы ему расстаться с головой. Его привело к падению множество причин, а постоянные нападки на образ жизни короля разгневали даже этого долготерпеливого монарха. Меня озадачивали эти сплетни, которые я изо всех сил старалась понять. Одному моему дедушке отрубили голову, а теперь, оказывается, был еще один, которому едва удалось избежать такой же участи.
Я знала, что его отъезд очень огорчил мою мать, да и отца тоже. Но с нами они были неизменно ласковы и нежны. Мне кажется, Анна была любимицей матери, хотя она походила на нее только внешне. Я слышала, как говорили: «Леди Мэри с головы до ног настоящая Стюарт. Леди Анна пошла в Гайдов». Я была высокая, стройная, почти худая, с темными волосами и миндалевидным разрезом глаз. Анна всегда была полная; волосы у нее были светло-каштановые с рыжеватым оттенком. Я была бледна; у Анны на щеках играл румянец. Она была бы очень хорошенькая, если бы не некоторая неправильность век. Они были у нее слегка укорочены, что придавало ей отсутствующее выражение. Этим же было вызвано у нее и ослабление зрения.
Анна была добродушна и довольно ленива. Она не любила ничем себя утруждать и всегда умела ловко уклониться от любого затруднения. Когда ей что-нибудь надоедало, особенно уроки, она жаловалась, что у нее болят глаза. Мы были обе тогда очень счастливы. Она подсмеивалась надо мной, потому что я хотела про все узнать.
– Вот ты и узнавай, сестрица, – говорила она, – а потом мне все и расскажешь.