И вдруг я увидел на её глазах слёзы. Их становилось всё больше, этих слёз, больше, и вот уже две мокрые дорожки побежали по её щекам. Она не всхлипывала, не шевелилась. Она только слушала итальянскую песню «Вернись в Сорренто» и плакала — молча, беззвучно,
О чём думала она в эти минуты? Что вспоминала? Из-за чего плакала? Может, она вспоминала какого-нибудь римского мальчишку, с которым играла шестнадцать веков назад? Были же у неё в детстве друзья! Страшно так оторваться от своего времени! Наверно, это самое страшное, самое трагическое, что может случиться с человеком.
Я подумал о космонавтах будущего. О наших, земных космонавтах, с которыми это тоже когда-нибудь случится, О тех, что почти со скоростью света помчатся на фотонных ракетах к далёким звёздным системам. Они увидят то, чего не видел никто на Земле. Но они заплатят за это такой ценой, какой ещё не знает наша планета.
Я, конечно, очень хотел бы повидать другие миры и хоть одним глазком заглянуть в наше будущее. Так же, как и любой человек. Но, даже заглянув в будущее, я всё-таки хотел бы остаться в настоящем, каким бы прекрасным ни было будущее и каким. бы сложным и трудным ни было наше время. И не только потому, что я вообще не люблю приходить на готовенькое. Просто я сын своего века и люблю этот век со всеми его бедами и радостями.
А космонавты, улетевшие на фотонных ракетах, уже не смогут вернуться в свой век. Возврата в прошлое нет. Время необратимо. Этих космонавтов ждут после возвращения не только почести и всеобщее уважение. Их ждёт ещё и неизбежное душевное одиночество, и неизбывная тоска по родным и близким, затерявшимся в туманной дали веков. И если прекрасную девушку далёкого прошлого ещё могли полюбить парни будущего, то парней прошлого девушки будущего вряд ли полюбят, какими бы совершенными эти парни ни были. Я не представляю себе, чтобы наши современные девчонки могли влюбиться даже в самого просвещённого гражданина древнего Рима.
И, кто знает, может быть, сдержанность Корнелии по отношению ко мне объясняется именно тем, что она пришла к нам не только из прошлого, но, в какой-то степени, и из будущего. И я и Витька не знаем очень многого из того, что знает и видела она. И, если в мелочах быта она ребёнок по сравнению с нами, то в чём-то неизмеримо большом мы оба дети по сравнению с ней. И это мешает ей полюбить кого-нибудь из нас, так же, как это будет мешать девушкам будущего полюбить вернувшихся из далёкого путешествия космонавтов. Трудно придётся этим парням после возвращения... Что смогут делать они в том обществе, куда попадут? Писать мемуары на уже мёртвом языке? А потом?.. Выращивать цветы? А ведь что-то же им надо будет делать! Не из-за куска хлеба. А просто для того, чтобы считать себя людьми.