— ... Ну, что ж, пусть зреет, — усмехнувшись, сказал нам начальник милиции. — Не надо её торопить. Рассуждать так, как она, могут только очень чистые люди. Когда решит — скажете. У нас теперь задержки не будет.
Я ждал. Терпеливо ждал недели, месяцы... Должна же она когда-то что-то решить!.. И, может, мне пришлось бы ждать ещё очень долго — до самого конца того срока, который установил Корнелии Гао, если бы не один случай. Этот случай мне показался совершенно пустяковым. Но для Корнелии он почему-то определил всё.
Это было уже в марте. Первые весенние оттепели чередовались с последними морозами. Снег то падал, то таял. Корнелия жадно смотрела на этот снег, ловила снежинки на варежку, на язык. Она знала уже, что этот снег — последний. Она всю зиму не переставала удивляться снегу и восхищаться им. Она каталась в парке на санках с таким же удовольствием, как пятилетняя девочка. Она научилась к середине зимы потихоньку ходить на лыжах и по воскресеньям не давала ни мне, ни Витьке с Верой покоя — требовала, чтобы мы шли с ней в лес. Одна она уходить в лес на лыжах ещё боялась. Девочкой она видела снег в Пантикапее, но никогда не видала его так много и никогда не предполагала, что он может лежать на земле так долго. Она до сих пор считала снег чуть ли не чудом природы, жалела о том, что зима кончается, и, мне казалось, думала, что может никогда в жизни не увидеть больше такой зимы,
Как-то в субботу, в сильный мартовский гололёд, мы спешили с Корнелией в магазин. Через полчаса мне предстояло читать лекцию на юридических курсах, а хозяйке, которая готовила нам обеды, вдруг понадобилось кое-что из продуктов, и она побоялась выйти на скользкую улицу сама. Решили, что Корнелия проводит меня в магазин, а потом отнесёт продукты домой. Ходить в магазины сама Корнелия ещё не решалась. Продавцы плохо понимали её, порой отпускали ей не то, что нужно, а она стеснялась поправить их.
В общем, в тот день мы шли в магазин. И спешили. Почти бежали. Потому что опаздывать на курсы я не мог.
Когда мы перебегали поперечную улицу, вдруг занесло юзом грузовую машину, которая сворачивала за угол впереди мае. Описывая широкий полукруг по обледеневшей мостовой, кузов машины двигался прямо на нас, а мы, разбежавшись, уже не могли ни остановиться, ни отбежать, ни отскочить в сторону.
Я бывал в подобных переплётах и знал, что какая-то жертва неизбежна. Лучше — меньшая. Поэтому я быстро выставил вперёд левую руку, зная, что машина может сломать её, но зато это спасёт нас обоих.
Толчок был сильным. Но я успел передать его Корнелии, которая была оправа. Она отлетела в сугроб возле тротуара. Я упал под машину, и её колёса пронесло в нескольких сантиметрах от моих ног.